Сатиру и юмор многие понимают и принимают как своё. Нередко я встречаю на улице улыбающихся незнакомых людей, некоторые из них говорят: «А мы вас по телевизору видели, слышали со сцены, читали ваши фельетоны, юморески». Многие благодарят за пользу, которую им принёс мой скромный труд сатирика. В то же время немало и тех, кто держит обиду, – из числа героев фельетонов. Для сатирика самая высокая оценка – когда его ненавидят собственные герои. Когда сзади слышится их сопение, а впереди светятся улыбки добрых, чистосердечных людей – это заводит, становится источником неиссякаемого вдохновения. Для меня сатира – постоянное хождение по лезвию ножа.
Справедливая критика и здоровый смех ещё никому не вредили. Сильный, разумный человек на критику не обижается, а старается исправить ошибки, избавиться от недостатков.
Пока живая легенда
Не всем по нраву острое слово сатирика. Я на своей шкуре (и в переносном, и в прямом смысле этого слова) не раз испытал, как высока цена справедливого печатного слова, как дорого нам обходится объективная критика в СМИ. Герои моих фельетонов нападали на меня всю жизнь: когда ещё был пионером и когда уже стал пенсионером.
Уж очень хочется иным сатирическим героям свести с автором счёты. В 2009-м, в году моего шестидесятилетия, после прямого эфира по «Ночному каналу» республиканского телевидения на меня было совершено покушение. Тогда следователь, лейтенант милиции, посоветовал мне уйти с «этой опасной, неблагодарной» работы. Я не испугался – остался, как в шутку говорили коллеги, «пока живой легендой» на посту главного редактора вплоть до расторжения трудового договора начальником управления печати – бывшим милицейским функционером. Когда тот прочитал по бумажке прощальное слово, я с усмешкой сказал: «Слушая вас, вспомнил стихи Евгения Евтушенко:
Цари,
короли,
императоры,
властители всей земли,
командовали парадами,
но юмором – не могли…
А вы, товарищ полковник (милиции), смогли. Поэтому я с удовольствием освободил вас от обязанности быть моим начальником. – И, обращаясь к своим коллегам – главным редакторам газет и журналов, добавил: – Работайте, как я; работайте лучше, чем я!»
Зверское нападение на Олега Кашина ещё раз подтверждает, что бандитские силы объявили грязную войну против честных журналистов. Враг злой и коварный. Не прощает ни малейшего замечания в свой адрес, не щадит он ни молодых, ни старых.
Я никому не жаловался – знал, что сатириков судьба никогда не баловала.
Но когда жестоко избивают и калечат моих товарищей, смелых братьев по перу, я не могу молчать. Сколько можно издеваться над журналистами?! Ведь, как правило, оскорбляют, унижают, отталкивают, выдавливают, избивают, уничтожают в первую очередь честных и талантливых.
Да, нас могут застрелить, заколоть, четвертовать, но никогда не смогут заставить молчать. Наше слово – вечно живая правда. Какой бы горькой она ни была. Пусть знают киллеры и их хозяева: убивая беззащитных журналистов, они делают их бессмертными.
Мужество – необходимое условие для сатирического творчества.
А я – как всегда
Когда меня назначили главным редактором, люди, знающие историю нашего издания, напутствовали: «Помни, у редактора «Хэнэка» судьба, как у картошки – если за зиму не съедят, то весной посадят». И это было сказано не ради красного словца. За время существования журнала в нём сменилось немало редакторов. Далеко не все из них ушли по доброй воле, некоторые впадали в немилость вождям. Но неисповедимы пути господни. Вероятно, по воле судьбы, я стал дважды рекордсменом: начал самым молодым редактором и стал долгожителем на этом посту – 30 лет.
Друзья говорят, что я счастливчик. Не знаю, как насчёт счастья, но эти годы были далеко не безоблачными. И ничего в этом странного. Ведь я, как и все истинные сатирики, всегда боролся против всякой «кратии»: бюрократии, партократии, болтократии. И теперь вилы моей сатиры весьма болезненны для тех, в чей бок они воткнутся: лжедемократов и казнокрадов.
Естественно, никому не нравится, когда над ним смеются. Но что делать? Здесь возможны два варианта поведения: постараться изменить свой нрав, чтобы он не был смешным, или же, что гораздо проще, обуздать сатирика. Как минимум, лишать его возможности писать, а может быть, и самой жизни, как это было в нашей истории в 1937 году.
Спрашивается, ну чего мне не хватает? Ведь многие писатели-воспеватели «светлого будущего» довольно быстро перестроились, точнее, перекрасились. Не все, конечно, но, тем не менее… Но дарование сатирика так уж от природы устроено, что он прежде всего в жизни подмечает негативное. И не может с этим негативным мириться. Он защищает маленького человека, который больше всего страдает от произвола властей. И необязательно от большого произвола. Больнее всего бьёт по нервам именно мелкий произвол. Потому что с ним чаще приходится сталкиваться в повседневной жизни, которая, как известно, складывается из мелочей. Я хочу, чтобы моя даже маленькая юмореска доставляла людям большую радость, помогла им хоть на время забыться, не думать постоянно и мучительно об этой жизни с её нескончаемыми проблемами.