Петер Карваш
Юморески и другие пустячки
О многообразии и бездонной глубине человеческих характеров
Не стану скрывать: когда мне говорят: «Черт бы тебя побрал!» — я искренне надеюсь, что это когда-нибудь случится. Что ко мне придет дьявол и попытается меня соблазнить. И меня даже уедает немножко, что он так долго не идет. Возможно, я недостаточно старый, недостаточно образованный, недостаточно святой или еще по каким-нибудь причинам не слишком заманчивое капиталовложение для ада.
Сижу я в полутьме за письменным столом и воображаю себе, как потихоньку отворяется дверь и он возникает на пороге; выглядит он как интеллигентный господин в черном, с длинным развевающимся плащом и с саркастической усмешкой известного актера Йозефа Будского, или, напротив, как рогатый красный чертик из кукольного театра, который живо вертит гипсовой головой и повторяет свое «бурли-бурли-бурли»; или как прекрасная младая дева в совершенно прозрачном одеянии, девственница, поражающая линиями белого тела и волнующим бархатным альтом; при этом предполагается деликатное дуновение аромата серы или хотя бы одеколона «Нина Риччи».
Будь у меня возможность выбора, я бы избрал последнюю альтернативу и даже не настаивал бы на девственнице. И если бы это не был перевоплощенный черт, я бы все равно не отказался.
Но уединенность моей кельи долгие годы никто не нарушал, дверь пребывала закрытой, а доносившиеся дуновения в лучшем случае благоухали соседским гуляшом. Силы подземного мира явно мною пренебрегали. Хотя скромность не относится к числу моих любимых лицемерии — а может быть, именно потому,— меня это огорчало; впрочем, об этом я уже говорил.
А между тем пути Сатаны неисповедимы почти так же, как и пути Господни. И вот в ту минуту, когда я при свете настольной лампы дописал последний абзац, за моей спиной послышались шаги, а когда я, удивившись, оглянулся, то увидел, что ко мне приближается мужчина средних лет, чем-то напоминающий не дьявола, но шофера.
— Добрый вечер,— поздоровался он,— вы готовы?
С этими словами он присел на подлокотник кресла, заболтал ногами и закурил сигаретку; я отметил, что он сделал это без помощи спички или зажигалки. На всякий случай я заглянул в календарь, но у меня на тот вечер не было намечено ни собрания (обычного или пленарного), ни спектакля, ни беседы — короче, ничего такого, к чему я должен был бы быть готов. Соответственно, я и не был готов: мой наряд состоял из тенниски, старых твидовых штанов и сандалий.
Поэтому я сказал:
— Нет, не готов. И вообще сегодня вечером я собирался дописать вот это. А кто вас, собственно, за мной послал?
Я ожидал, что он назовет издательство, киностудию, радио, но мой посетитель посерьезнел, перестал болтать ногами — тут я обратил внимание, что одна нога у него заметно короче другой — и вполголоса, вкрадчиво сказал:
— Мой господин.
Тут меня осенило.
— Не имею ли я честь иметь дело с дьяволом? — спросил я с определенной надеждой.
Он ответил сдержанной улыбкой пожизненного арендатора таинств.
— Асмодей, к вашим услугам.— Он вежливо поклонился, соскочил с кресла и сделал шаг, при этом он явно, я бы даже сказал, демонстративно, хромал.
Я, конечно же, не Фауст, но и не совершенный неуч и невежда. Как это часто бывает, я, хоть убей, не мог вспомнить, куда мне этого Асмодея отнести, где я с ним встречался и чего могу от него ждать.
Бессмертной славы я не жаждал, для вечной молодости еще не дозрел, для того, чтобы озолотиться, у меня руки-крюки, и, по правде говоря, я не люблю подписываться собственной кровью. Всякий раз, как я режусь при бритье — а я режусь всякий раз,— я чувствую адское жжение. Тут Асмодей фамильярно спросил:
— Ну что, пошли?
— Я плохо одет для выезда,— возразил я, чтобы выиграть время. Как-никак человек должен знать, какого черта он видит перед собой.
Но гость из мрака застегнул кожаную безрукавку, нахлобучил кепку (вроде той, в которой Блерио когда-то перелетел через Ла-Манш) и спустил со лба на глаза несколько старомодные мотоциклетные очки.
— Это неважно,— сказал он,— все равно вы будете завтра утверждать, что я вам только снился. При условии, что вы это переживете. И не забудьте блокнот и карандаш.
В этот миг я его узнал: Асмодеус, Асмодео, Асмоде, Асмодей — демон, открывающий тайны человеческой натуры писателям, которые спокон веков ленятся изучать их в натуральном виде; хромой бес, специализированньй писательский черт, который за одну-единственную ночь демонстрирует наблюдательному литератору галерею самых фантастических образов в захватывающих и неповторимых ситуациях, жалких человеческих червей, обнаженных до самой изнанки души, лишенных лицемерных масок и привычной сноровки, оставшихся наедине с самыми сокровенными своими пороками, грехами и преступлениями! Мой дьявол-хранитель!