Они терпеливо слушали ее. Они заранее смирились с чушью, которую она будет нести.
– Потому что в один прекрасный день, – продолжала жена Ноева, – насколько я Его знаю, придет Господь и спросит список спасенных животных. И теперь представь себе, Ной, что ты представляешь ему перечень, а в нем – четыре названия.
– Боже мой, – вздохнул Ной, – и подумать страшно.
– Ну, вот видишь. Но если ты Ему представишь ведомость, а в ней – тысяч двадцать названий, тогда он и внимания не обратит, что в перечне утопших будет каких-либо сорок-пятьдесят видов.
– Это значит, – недоверчиво спросил Иафет, – что мы спасем всех простейших, и глистов, и солитеров, вшей, и скорпионов, и жаб, хорьков, тапиров и пиявок – и что после потопа не будет, например, великолепных высокопроизводительных динозавров с минимальной потребностью в ремонте?
Жена Ноева легонько кивнула.
– А кто будет за нас работать? Кто будет бремя влачить? Кто, черт бы их побрал, будет развивать промышленность? На ком ездить будем? – воскликнул Иафет.
– Господа, – заметила она, – если не ошибаюсь, вода уже подступила к окошку капитанской каюты.
И они начали погрузку.
Они брали животных малого и среднего калибра, так сказать, от слона и меньше: львов и антилоп, барсуков и бакланов, кротов и колибри, словом, все, что удобно размещалось и не отнимало много места для остальных. Получилось то, что надо: скоро Ной имел в своем распоряжении длиннющий перечень спасенных существ, в то время как список обреченных был в общем-то краток. Вернее, был бы, если б уже существовала письменность. Но поскольку ее не существовало, можно сказать, что на одного мертвого паразавролофа приходилось примерно полтора миллиона колибри или два миллиарда тараканов. Мы рассуждаем чисто образно, потому что тогда ведь еще не было компьютеров.
Но уж совершенно без-образно случилось нечто иное.
Вместе с борзыми и хамелеонами, медведями и скунсами, дикобразами и жуками-рогачами на корабль попали также существа, которые практически не занимали места, но согласно воле Божьей (правда, догматически истолкованной) не должны были отсутствовать: бактерии, бациллы, кокки и вирусы, в том числе чумы, проказы и туберкулеза, тифа, паратифа и дизентерии, триппера и гангрены. В плане размещения они не были брюхатыми, как трицератопсы, или хвостатыми, как коритозавры, они не ломали мачты и не создавали трещин на корме и на носу. И это было замечательно и отвечало замыслам Ноя.
Поэтому все были довольны.
И усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом;
на пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись горы;
и лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, все гады, ползающие по земле, и все люди;
все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло;
истребилось всякое существо, которое было на поверхности земли: от человека до скота, и гадов, и птиц небесных, – все истребилось с земли, остался только Ной и что было с ним в ковчеге;
вода же усиливалась на земле сто пятьдесят дней.
– Я, право, не знаю, – сказала на сто четырнадцатый день Иафетова жена, – для чего мы взяли с собой жабу. Какая от нее польза, какая радость? Тьфу.
– Если б мы взяли с собой хотя бы одного гипсилофадонта, – сказал на сто тридцать третий день Сим, – у нас были бы бифштексы до конца плавания. О чем мы думали? И вообще, кто здесь отвечает за снабжение?
На сто сороковой день в носу Иафета возник нарыв, вызванный идиотской бактериальной инфекцией. Иафет выглядел как клоун.
Вскоре всем стало ясно, что они взяли с собой не тех животных.
Возможно, они подумывали, как бы им незаметно утопить кой-кого из фауны и потом замаскировать это дело перед Господом, раз уж они не могли воскресить несчастных тварей, брошенных на произвол водных стихий. Об этом нам ничего не известно. Так или иначе вспомнил Бог о Ное, и о всех зверях, и о всех скотах, бывших с ним в ковчеге; и навел Бог ветер на землю, и воды остановились. И закрылись источники бездны и окна небесные, и перестал дождь с неба.
Вода же постепенно возвращалась с земли, и стала убывать вода. И остановился ковчег в седьмом месяце, в семнадцатый день того месяца, на горах Араратских.
– Вот видите, – сказал Сим, – если б у нас был птеранодон, мы могли бы слетать на разведку; я был бы пилотом, Хам – наблюдателем и навигатором, а Иафет – палубным механиком.
Однако Ной выпустил от себя голубя, чтобы видеть, сошла ли вода с лица земли, но голубь не нашел места покоя для ног своих и потому возвратился к нему в ковчег. И помедлил еще семь дней других и опять выпустил от себя голубя. Голубь возвратился к нему в вечернее время, и вот, свежий масличный лист во рту у него, и Ной узнал, что вода сошла с земли.