Миссис Хопкинс потушила сигарету о тапочку мистера Хопкинса.
— Кстати, Колкит просил передать, что завтра утром хочет встретиться с вамп около генератора поля горячей плазмы.
— В самом деле?
— Он говорил о каком-то научном эксперименте, который намерен осуществить. И спросил, не могу ли я принести ему дюжину банок из-под варенья и пару старых кальсон большого размера. Ума не приложу, зачем ему все это нужно.
Уизерс быстро оделся.
Он был доволен тем, как вращаются его электроны. И кальсоны из горячей плазмы были декану совсем ни к чему.
1
Хороший волшебник должен всегда стремиться к высоким целям, и ничто не должно отвлекать его от этих возвышенных помыслов, кроме, пожалуй, еды, а ведь ему должно быть приятно откладывать немного на то время, когда он выйдет на покой.
Болыне не мог заставлять себя собирать хворост. Мой мир рухнул. Она не пришла.
Слишком долго я сидел на залитой солнцем поляне, где мы всегда встречались. Наверное, она и не знает, что уже полдень; но ведь что-то ее задержало; вспоминаю холодный взгляд ее голубых глаз, белокурые волосы, то, как двигалось ее стройное тело, как она смеялась… а мои ощущения, когда она касалась меня… Ну конечно, она придет.
Но ведь я даже не знаю, как ее зовут! Знаю лишь, что я, ученик волшебника, интересен ей. Однажды она сказала, что волшебники лучше других исполняют свои роли в этом захолустье, и еще она сказала, что всегда любила театр. А потом рассмеялась, мы поцеловались и…
За спиной у меня поднялся холодный ветер. Приближалась зима.
Я собрал сучья и ветки, какие оказались поблизости, и зашагал обратно к дому моего учителя.
Еще издали я услышал, как кто-то чихнул. Мой учитель Эбенезум, вне сомнения, — один из величайших волшебников в мире. И был таковым до того несчастного происшествия, когда вмешался дьявол из седьмого ада. Моему учителю удалось прогнать это отвратительное существо, самое могущественное из всех, которых он дотоле встречал, однако успех дорого обошелся ему. Начиная с этого момента, стоило только Эбенезуму приблизиться к чему-нибудь сверхъестественному, как его тотчас охватывал приступ продолжительного чиханья. Этот недуг некоторым образом расстроил карьеру Эбенезума как мага, но мой учитель не из тех, кто легко сдается. В эту самую минуту он, должно быть, предпринимает очередную попытку почитать какую-нибудь книгу заклинаний. Отсюда и чих. Откуда же еще?
Если только нет ничего сверхъестественного в воздухе.
Наверное, помимо моего настроения была и еще какая-то причина, в силу которой все вокруг было так темно, и была другая причина, из-за которой мы не встретились, как собирались. Справа от меня зашевелились кусты. Что-то очень большое пролетело мимо, закрыв на секунду солнце.
Я вошел в дом с охапкой хвороста в руках. Волшебник чихнул. Потом еще раз чихнул и еще раз. Мой учитель стоял в комнате. Одна из его книг заклинаний лежала перед ним на столе. Я поспешил ему на помощь, второпях позабыв о хворосте, который, когда я потянулся к книге, рассыпался по столу. Несколько веток упали на одежду чихавшего Эбенезума.
Я закрыл книгу и с тревогой посмотрел на мага. К моему удивлению, Эбенезум высморкался в свой расшитый золотом темно-синий рукав и заговорил со мною спокойнейшим тоном.
— Спасибо, ученик.
Он бережно поднял с колена веточку и положил ее на стол.
— Не мог бы ты определить ее в более подходящее место?
Волшебник тяжело вздохнул.
— Боюсь, мой недуг хуже, нежели я думал. Возможно, мне даже придется призвать кого-то на помощь со стороны.
Я торопливо убирал щепки.
— Со стороны? — осторожно спросил я.
— Надо поискать другого мага, такого же великого, как я, — продолжал Эбенезум, подчеркивая каждое слово. — Хотя для этого нам, возможно, придется отправиться куда-нибудь далеко — быть может, даже в великий город Вушту.
— В Вушту? — переспросил я. — С его садами наслаждений и запретными дворцами? В город неведомых грехов, которые преследуют человека всю жизнь? В эту самую Вушту?