— Песня — она как-то душу нашему брату потешает, — наконец выговорил маленький.
— Песня — она и есть песня, — согласился толстый.
Тут из-за угла высунулась лохматая мальчишеская голова и опять скрылась.
— Гришка, — сказал мне Андрей, — смотри, кажись это Сенька там возле телеграфа?
— Ну да, Сенька!
Сенька выскочил из-за угла и что было силы побежал к нам.
— Стой! — гаркнул толстый казак, снимая с плеч винтовку.
Маленький выхватил из ножен шашку и бросился навстречу Сеньке.
— Стой! — крикнул еще раз толстый и щелкнул затвором.
Сенька остановился.
— Куда бежал? — взвизгнул маленький, хватая Сеньку за ворот тужурки.
— Домой.
— Откуда?
— Со станицы.
— А что ты там, в станице, делал?
— К знакомому ходил, казаку… я…
— Врешь! Зачем ходил? Говори, да не плутуй!
— К станичнику ходил, он у атамана Шкуры служит. Родственник наш, — говорил Сенька, моргая глазами.
— А почему же ты идешь с энтой стороны? Станица в энтой стороне, а ты идешь с энтой. Зачем брешешь? — Казак вытащил из-за голенища плетку. — Видал?
— Дядь, не бей! Ей-право, в станице был! Ей-право…
— Врешь, не был ты в станице. Где проживаешь?
— В поселке, — робко ответил Сенька, переступая с ноги на ногу и тоскливо осматриваясь по сторонам.
В это время Андрей махнул ему из-за угла рукой. Сенька рванулся было бежать, но казак крепко вцепился в ворот его рубахи.
Сенька стоял перед ним, не решаясь взглянуть в нашу сторону.
— Веди к себе, кутенок чертов! Там мы расследуем, какие твои родственники у Шкуры служат.
Казаки дали Сеньке пинка и погнали его к поселку.
— Вот гады! Куда они его повели? — сказал Андрей и рванул меня за руку. — Бежим следом!
На Железнодорожной улице мы догнали казаков и Сеньку.
Маленький казак все еще не выпускал из рук Сенькиного ворота. Сенька, низко нагнув голову, медленно передвигал ноги.
— Что они с ним сделают? — шепотом спросил Андрей.
— Не знаю, Андрюша. А только я бы на его месте шмыгнул куда-нибудь в переулок.
— Да, шмыгнешь! — сказал Андрей. — Они тебя сразу пристрелят.
Сенька вел казаков в поселок. Они прошли мимо Кондратьевских номеров, через базарную площадь, по Бассейной улице, завернули в Грязный переулок и опять вышли к Кондратьевским номерам. Тут только казаки сообразили, что Сенька петляет.
— Ты что ж крутишь, чертова голова? Куда завел? — заорал толстый казак и топнул ногой.
— Ты, хлопче, не виляй, а веди правильно, — пропищал маленький.
— Я не виляю! — крикнул Сенька.
И вдруг он крутнулся и мигом перескочил через низенький забор.
Спотыкаясь, казаки бросились в разные стороны. Раздался выстрел. Потом второй, третий, четвертый. Со всех концов на выстрелы сбегались казаки, на бегу заряжая винтовки.
Мы с Андрейкой свернули в переулок и спрятались в чужом сарае. Когда мы опять выглянули на улицу, кругом было тихо. Ни казаков, ни Сеньки.
На другой день рано утром к нам во двор прибежал Андрей и вызвал меня из погреба.
— К Семену пойдем, — сказал он. — Надо узнать, жив ли.
Мы побежали к баракам, в которых жили станционные рабочие, и тихо постучали в одну из дверей, обитую войлоком. Никто не отозвался. Я заглянул в замочную скважину, но ничего нельзя было разобрать. Мы долго прислушивались и заглядывали в крошечное окошко рядом с дверью, занавешенное черным платком.
Нам не верилось, что в квартире никого нет. Должно быть, боятся, прячутся. Мы постучали снова. Наконец отозвался робкий женский голос:
— Кто там?
— Да это мы… свои — Гришка, Андрейка.
— А что вам?
— По делу, — сказал Андрей.
Звякнул ключ, дверь открылась. Мы вошли в маленькую комнатку, похожую на собачий ящик. Нас встретила женщина с заплаканным лицом. В углу на сундуке под старым лоскутным одеялом спали две маленькие девочки.
— Андрюшенька, — сказала женщина шепотом, — а ведь Семен-то мой… — Губы ее тряслись. — Семен-то мой… пропал.
— Как пропал? — чуть не крикнул Андрей и глянул на меня.
Сенькина мать ничего не ответила. Она тяжело опустилась на край сундука, обхватила голову руками и заплакала.
— Вот и осталась одна. И отец неизвестно где, и Сенька пропал…
— Не плачь, — сказал Андрей, — говори, чего случилось?
Сенькина мать вытерла рукавом слезы и стала рассказывать:
— Не послушал он меня давеча, пошел болтаться. «Я, — говорит, — отца иду искать». Целый день я его прождала, а к вечеру — слышу, кто-то тарахтит в дверь. Открываю, смотрю — казаки, а с ними Сенька, избитый весь, ободранный, шапка в грязи…