— Это не беда, — сказал мой отец. — Деньги тут роли не играют.
— Как не играют? А на что я жрать должен? Семья-то у меня все-таки имеется. Да и самому нет-нет, а иной раз захочется поесть.
— Это верно, Илья Федорович, только с деньгами можно все-таки уладить, а вот ежели шкуринцы вздернут тебя на перекладину за то, что ты красным помогал, тут уж не уладишь. Начальник станции, поди, уж доложил все кому следует. Наверное, и про Леонтия Лаврентьевича донес, что он товарищам дорогу чинил. А если не он донес, так Сомов наверняка постарался, окаянный сыч.
— Черт нас дернул остаться здесь, — угрюмо проговорил Илья Федорович. — Ведь почти все наши ушли. Смотри — Иван Захарович Капурин ушел. Дьяченко ушел, Олейников, а мы как ошалели — остались врагу служить.
Илья Федорович повернулся к Андрею Чиканову и неожиданно спросил:
— Ну ты, чертова голова, Андрей Игнатьевич, знаешь, почему остался?
Чиканов заерзал на ступеньках и сказал, обиженно засопев.
— Допрашиваешь! Что я — маленький, что ли?
— Ну, а все-таки — скажи.
— Не успел уйти, вот и все, — пискляво выкрикнул Чиканов.
— Не ври. Скажи: семью жалко было бросить?
— Ну да, и семью жалко, — сказал Чиканов. — Да и кто его знает, что из этих революций выйдет? Даром головой рисковать не приходится.
— Эх ты, пискун! — сказал Илья Федорович. — Что твоя голова стоит? В революции какие люди головой рискуют! Вот комиссара возьми. Большою ума человек, международные дела понимает. А ты что — свистнул на паровоз, махнул флажком — вот и вся твоя работа. А тоже шкурой дорожишь!
Мы с Васькой не удержались и громко фыркнули. Чиканов сердито посмотрел на нас, а Васькин отец сказал:
— Вы чего уши развесили, шпингалеты? Сходили бы куда-нибудь, а то сидят да зубы скалят.
— Пусть сидят, — заступился мой отец. — Все лучше, чем по улицам гонять в такое собачье время.
Илья Федорович махнул рукой:
— Ну, сидите да помалкивайте.
Мой отец достал крошеный зеленоватый табак, угостил им Илью Федоровича, а потом и пискуна.
И задымили они вовсю.
Чиканов тянул дым из папиросы долго-долго, закрывая ее пятерней, будто боялся, что у него выхватят папиросу. Выпускал он дым длинной тоненькой змейкой или же, открывая широко рот, пускал сизые кольца. А сам не сводил глаз с Васькиного отца. Видно, все соображал, как получше ответить Илье Федоровичу на его обидные слова.
Наконец он бросил папиросу, откашлялся и заговорил:
— Тебе, Илья Федорович, ничего не стоит человека обидеть. Я сам революционер, да один в поле не воин. Ветру не нахватаешься, а казаков не сдвинешь с места. Они за белую власть трусятся. А мы почему-то в пекло лезть обязаны. Лучше посидим, посмотрим. А то достукаешься до виселицы.
— Ну, ты, революционер, сиди и смотри, — сказал Илья Федорович, — а мы за ружья возьмемся. Как поднимутся все — тихорецкие мастерские да ставропольские, да в Армавире на заводе, да как поднажмут красные с другой стороны — тут и пойдет катавасия.
— Да мы им так накладем! — закричал вдруг Васька и замахал руками. — Из винтовок, из пулеметов!… Да как жахнем бомбой!
— Ты что расходился? — цыкнул на него отец. — Тоже вояка нашелся!
Васька сразу присмирел и смутился.
— Эх ты, — толкнул я его в бок кулаком. — На самом интересном месте разговор перебил.
И правда, разговор больше не клеился. Только Чиканов бормотал себе под нос:
— Нет, лучше не рыпаться. Не понимаем мы ни черта, что оно, к чему оно и куда оно клонится. Фронт красных далеко, а кадетов тьма-тьмущая, — что ты им сделаешь? Из-за угла зубы побьешь, да?
— Зубы побить — и то здорово! — сказал Илья Федорович, встал со ступеньки и медленно зашагал к дому.
За ним разошлись и остальные.
Глава VII
ПРИКАЗ КОМЕНДАНТА
Мы с Васькой играли во дворе в чижика. Только я приготовился подкинуть чижика, как Васька крикнул:
— Офииеры!
Я оглянулся. К нам во двор входили двое — начальник станции и офицер в зеленой английской шинели и в белых перчатках. Васька мигом бросился к дому.
— Офицеры идут! — крикнул Васька своему отцу, стоявшему на крыльце.
— Пускай идут, — тихо ответил Илья Федорович и скрылся за дверью.
А я остался во дворе.
Офицер подошел ко мне и вежливо сказал:
— Молодой человек, будьте добры вызвать сюда Илью Федоровича Кастинова.
— У нас таких нет, — ответил я, опуская голову.
— Ты чего врешь! — закричал начальник станции. — Я здесь на железной дороге каждую собаку знаю. Вот она, его дверь.