— Про тебя, — сказал Семен.
— А про меня спрашивал? — спросил я.
— И про тебя спрашивал.
— А еще про кого? — спросил Васька.
— А больше, кажется, ни про кого. Нет, вру, про инженера еще нашего спрашивал.
— Это про Ивана Васильевича? — сказал Андрей.
— Да. Про Ваньку.
— Какой же он, дядя Саббутин! Про меня и позабыл, — грустно сказал Васька. — А ведь я с ним сколько раз разговаривал! Сколько раз у него был!
Но Сенька уже давно не слушал его и рассказывал дальше.
— Саббутин похвалил меня. «Молодец, — говорит, — фронт перешел. Я тебя в красноармейцы запишу. Только, — говорит, — если поймают тебя белые — наверняка повесят».
— А говорил он, когда сюда красные придут? — тихо спросил Андрей.
— Как подкрепление подступит, так и придут. Наши, деповские, все там на броневике «Коммунист». Видели, как «Победу» здорово отделали? Это ее дядя Саббутин долбанул, — сказал Сенька.
— А ты почем знаешь? — недоверчиво спросил Андрей.
— Очередько говорил.
— Это наш, деповский, Очередько?
— Ну да, он ведь тоже от белых ушел. А Сорокин, сволочь, всю армию продал.
— Какой Сорокин?- спросил Андрей.
— Да разве вы не слыхали? — сказал Сенька. — Командующий-то армией. Такое было, такое было! Все в бой рвались, а он все отступать. Измена такая вышла тут. Ну да теперь уж все уладилось.
— А ты чего же сейчас вернулся? — спросил я.
— Отец послал. Говорит, нельзя мать и девчонок одних оставлять.
— А у нас Леонтия Лаврентьевича казаки в депо убили, — сказал я.
— Ну! — крикнул Сенька. — Убили? Дорожного мастера?
— Дорожного мастера. Гроб казачьи лошади копытами раздавили. И гроб раздавили, и крышку. На кладбище митинг разогнали. Обыски теперь все устраивают.
— А мы винтовки достали, — перебил меня Васька. — У коменданта украли. Стащили через окно… И тебе одну оставили.
— Небось самую дрянную оставили, а все хорошие сами разобрали?
— Тебе самую лучшую! — сказал Андрей. — Только нам за них здорово от Порфирия досталось, но зато у нас теперь новенькие винтовки есть. Хоть сейчас в бой.
— А кто это такой Порфирий? — спросил Сенька.
— Красноармеец. Я его в тупике нашел. Настоящий красноармеец! Он тут рабочих агитирует, — сказал Васька.
— Вот бы повидать его!
— Увидишь завтра. Мы тебя поведем к нему. Он на чердаке живет.
— Да подожди ты, Васька, — сказал Андрей. — Мы самого главного еще Сеньке не рассказали. У нас, брат, отряд свой есть, и ты в нем состоишь.
— Какой отряд? — спросил Сенька.
— Боевой, — сказал Андрей. — У меня и список есть, и протокол собрания. Там все ребята уже расписались, твоей только подписи нет. Идем ко мне — покажу.
— Нельзя ночью ходить! — закричал Васька. — До шести часов только ходить можно.
— Ну и ладно, ходи до шести часов, а мы вот сейчас пойдем.
Андрей, Сенька и я двинулись к воротам.
У ворот нас догнал Васька.
— И я тоже с вами, — запыхавшись, сказал он.
Мы стали осторожно пробираться закоулками по мерзлым кочкам. Тускло светили звезды. Было совсем тихо. Даже собаки не лаяли. Только Семен поскрипывал на ходу красноармейскими сапогами.
Мы подошли к дому Андрея. Андрей просунул руку в щель около двери и изнутри отодвинул задвижку. Через темный коридор мы вошли в комнату. Андрей зажег коптилку.
Комната была маленькая, с низким потолком. У окна стоял стул, у стены железная кровать, в углу около двери сундук.
Андрей отодвинул сундук и достал маленький железный коробок.
Из коробка он вытащил два клочка бумаги.
— На, читай, — протянул он их Семену.
Семен взял бумажки, посмотрел, повертел и отдал обратно Андрею.
— Это что же такое?
— Это отряд наш. Список. А чтобы нельзя было понять, что тут написано, мы только буквы ставили «В. К.» — это Васька, «Г. М.» — это Гришка, «Г. Д.» — Гаврик, а вот ты — «С. В.». Распишись вот здесь, сбоку.
Андрей подал Семену огрызок карандаша. Сенька выдавил «С. В.» и к букве «В» приделал какой-то крючочек.
— Ну, — сказал Андрей, — теперь все расписались. Можно закопать.
Ночью за сараем мы вырыли глубокую ямку и опустили в нее металлический коробок со списком нашего отряда и с протоколом первого собрания.
— Пускай до красных полежит, — сказал Андрей, утаптывая землю.
Глава XVIII
ОТ ТУЖУРКИ РУКАВА
Двери комендантской долго оставались открытыми. Одного за другим гнали рабочих на допрос. Кого отпускали сразу, а кого отправляли в станицу к атаману.
Работа в мастерских шла невесело