— Ну, если хочется, так ничего не поделаешь. Ночуй! Мы сразу поняли, что он догадывается, куда гнет Васька.
Илья Федорович отдал нам последний гаечный ключ, попрощался с Васькой, с нами и медленно пошел к себе в дом.
А мы бегом пустились по улице. Впереди всех — Васька вприпрыжку. В кармане у него громко тарахтели гайки.
— Придержи их рукой, — сказал ему Андрей. — А то гремишь на всю улицу, как бубен.
Гайки сразу затихли, но зато на мостовую со звоном упал ключ.
— Раззява! — пробурчал Андрей. — Ты что — все дело загубить хочешь? Вот только звякни еще чем-нибудь, я тебя сию минуту домой откомандирую.
Васька подобрал ключ и пошел дальше так тихо, что его шагов не было слышно.
— Васька! Ты здесь? — спросил я наконец.
— Здесь, — шепотом ответил Васька.
Мы прошли мимо станции. Справа, далеко внизу, горели редкие огни поселка. Они гасли один за другим. Домишки чернели, как скирды в степи.
У высокой ограды, за которой был знакомый нам тупик, кто-то окликнул нас:
— Ребята, вы?
Это был Порфирий. Он взял у Андрея лом, а у Сеньки кувалду и молча повел нас через рельсы тупика к своей кладовой.
В тупике было еще темнее, чем на улице. Мы то и дело наталкивались на вагоны, спотыкались о шпалы.
— Ну, вот и пришли, — сказал Порфирий. — Складывайте инструмент здесь, под лестницей.
Мы тихо опустили на землю свой тяжелый груз.
— Приходите до свету, — сказал Порфирий и, крадучись, полез по лестнице к себе на чердак.
А мы налегке быстро пробрались между платформами и вагонами, загораживавшими нам путь, и пустились вскачь посреди улицы, как резвая четверка.
Дома Андрей разостлал на полу старое ватное одеяло и бросил на него три рябые подушки.
— Ложись, ребята! Не проспать бы, — буркнул он нам и улегся у самой стенки.
Мы, тоже не раздеваясь, завалились впокат рядом с ним.
Нам с Васькой на двоих досталась одна подушка. Мы долго стукались то лбами, то затылками, пока наконец Васька не заснул. Сенька с Андреем шептались. Потом Сенька положил себе под голову кулак и тоже заснул.
Андрей полежал немного молча и спросил:
— Гришка, ты спишь?
— Дремать начинаю, — сказал я.
Андрей опять помолчал, потом перегнулся через Сеньку и зашептал.
— Лежу я и думаю: вот когда настоящая работа у нас начинается. Это уж тебе не игра, а серьезная боевая операция! Если только это дело выгорит, мы тогда со своим отрядом прямо на фронт двинем… Только вот название надо придумать нашему отряду… Молодежная армия, что ли? Нет, лучше — Юная армия… Юнармия.
Не помню, кто раньше заснул — я или Андрей.
Скоро сквозь сон я услышал, как рядом завозился Васька.
Он толкнул меня в бок и полез будить Андрея:
— Вставай, приехали!
Андрей вскочил, подтянул ремень и, ухватившись за край одеяла, на котором мы спали, дернул его изо всей силы.
Мы с Сенькой очутились на полу. Пришлось волей-неволей вставать.
— Чего рано так заворочались? — сказал Сенька хриплым, сонным голосом.
— Ну, поспи, поспи, — сказал Васька. — А мы уйдем.
Андрей повел нас в холодные сени, где стояли два ведра с водой. В воде плавали куски льда.
— Мойтесь, — сказал Андрей.
Васька посмотрел в одно ведро, потом в другое, поежился и сказал:
— Что-то не хочется.
Так он и не мылся. Остальные тоже не очень-то мылись. Чуть поплескались в ледяной воде — и готово.
— Пора выступать, — сказал Андрей и дал нам по куску хлеба и по семь штук патронов.
Когда мы вышли во двор, было еще совсем серо. По всей улице хоть на коньках катайся, так обледенела мостовая.
Мы с трудом добрались до тупика, кланяясь во все стороны и размахивая руками, чтобы не упасть.
Еще труднее было взобраться по лестнице на чердак.
Мы цеплялись обеими руками за шаткие перила и еле-еле карабкались по обмерзшим бугристым ступеням.
— Порфирий, вставай! — сказал я, просовывая голову в дверь.
— Да вы что?… Зачем в такую позарань?
— Боялись проспать.
— Ну, делать нечего, — сказал Порфирий. — Сейчас пойдем. Берите инструменты.
Мы спустились и стали собирать под лестницей оставленное с вечера имущество. Руки так и прилипали к холодному железу.
На станции ни души. Только паровоз, поскрипывая на путях, лениво подталкивает вагоны к открытому пакгаузу. На стрелках горят зелено-красные фонари.
«Победа» стоит у деповских ворот, возле яркого фонаря. Она заново выкрашена и начищена. В тех местах, где ее поковыряли красноармейские снаряды, свежая краска лежит густыми темными пятнами. На буксах новые железные фартучки.