Илья Федорович и Репко по целым дням мотаются по поселку и станице, собирают свой народ. Корнелюк достал для рабочих винтовки. Андрей сам видел, как Порфирий с Корнелюком выгружали из ящика новые винтовки и чуть ли не открыто раздавали рабочим.
— Ребята, — сказал нам Андрей, — надо бы нам на разведку сходить — в станицу да и на станцию. Говорят, скоро им придется пятки салом смазывать.
Сам Андрей отправился с Гавриком в станицу, а меня, Сеньку и Ваську послал на железную дорогу.
На станции всегда можно было узнать самые свежие новости.
В этот день на станционном заборе мы увидели объявление, напечатанное на розовой бумаге крупным, жирным шрифтом:
«Казаки! Меня послал сюда его величество король Англии для того, чтобы помогать вам в вашей борьбе против врагов христианства. Не забывайте, что с большевиками, идут китайцы, латыши и другие…
Допустите ли вы казаки, чтобы ваши жены и дети стали посмешищем большевиков? Я доложил его величеству, что вы все решили во чтобы то ни стало уничтожить этих людей…»
На этих словах объявление кончалось. Нижний край был оборван. Конец объявления мы прочли на другом заборе. Там листок был зеленого цвета.
Вероятно, здесь шла речь о помощи белым со стороны англичан, которые и так щедро награждали белогвардейцев снарядами, обмундированием, медикаментами, мануфактурой, деньгами и своими советами.
Чем только они не помогали — лишь бы нефть всю забрать, хлеб кубанский вывезти и Россию поделить. На это они мастера были.
Другой обрывок так начинался:
«Но этому всему я могу помочь и буду помогать, пока только смогу, обмундированием и снаряжением.
Казаки! В сердце вашем помоги вам бог. Вы боретесь за славное и святое дело. С вами генерал Деникин. Если бы таких людей, как он, было бы больше в России, вы бы давно победили. Верьте этому, не верьте тем, кто говорит, что Россия одно, а Кубань и Дон - другое. Со временем, когда правительство получит возможность, оно — с помощью Англии — даст вам мануфактуру и товар. Поэтому несмотря на то что я англичанин, мне больно видеть, как некоторые сыны России колеблются сейчас, в момент ее опасности, и не идут горячо и быстро на помощь обиженной матери.
Помоги вам бог»
Подпись была такая:
«Генерал-майор Xольман, начальник его величества английской военной миссии, почетный казак станиц Незамаевской и Старочеркасской».
Васька сорвал оба листка, розовый и зеленый, сунул их в карман и сказал:
— Как бы мне с этим генерал-майором повидаться. Я бы ему дал мануфактуры из винтовки в лоб.
Мы пошли дальше.
Шкуринский поезд, разукрашенный волчьими мордами, курсировал по железнодорожным путям.
У подъезда станции выстроилась на конях «волчья сотня», верное шкуринское войско. У каждого шкуринца на белом башлыке болтался волчий хвост. Лошади так и плясали, выбивая из булыжников искры. Впереди на рыжей кобыле сидел есаул, хмурый и злой. Одной рукой он накручивал длинные усы, а в другой держал белые поводья.
— Смотри, какой гад сидит, будто намалеванный, — шепнул мне на ухо Сенька.
— Чего рты разинули?… Проваливай! — заорали на нас сразу два казака.
Мы отошли в сторону и остановились. В это время на подъезд вышел маленький курносый человек с короткими рыжими усиками, с воспаленными глазами. На нем была серая черкеска с газырями. Из-под рыжей кубанки торчали клочьями запыленные волосы. Весь он был какой-то пыльный и серый. Смотрел сердито. Сзади у него болтался на башлыке когда-то пышный, а теперь потрепанный волчий хвост.
Есаул взмахнул плеткой и взял под козырек. Сотня что есть силы гаркнула: «Ура!»
Курносый быстро оглянулся по сторонам и шагнул вперед. Казаки еще два раза прокричали «ура» и соскочили с коней.
Курносый остановился перед казаками и хриплым голосом сказал:
— Казаки! Огнем и кровью мы до последних сил будем защищать нашу славную страну, нашу кормилицу, нашу Кубань.
Казаки как-то вразнобой крикнули: «Умрем за родину!», а курносый человек в рыжей кубанке сразу повернулся и скрылся в дверях третьего класса.
Это был сам Шкуро.
— Вот бы укокошить его, — сказал я Сеньке. — За всех товарищей убитых саданул бы!
Мы еще поболтались по станции и пошли по домам.
Под вечер заглянули к нам Андрей с Гавриком и рассказали, что в станице горят амбары богачей. Ночью их кто-то поджег.
Тюгулёвка полна арестованных. На заборе перед станичным управлением на одной веревке двое — мужчина и женщина. Он с одной стороны, она с другой. Они почти стоят, ноги чуть-чуть земли не касаются. В повешенных Андрей с Гавриком опознали стрелочника Утюско и фельдшерицу Наталью Никифоровну Вельбаум. Наталью Никифоровну Вельбаум все знали. Выступала она на митингах в станице, на собраниях мастеровых, в депо, на похоронах красноармейцев. И всегда она находила такие слова, которые могли заставить красноармейцев и деповских немедленно двинуться в бой.
Это была низенькая полная женщина, в красной косынке, в стеганой красноармейской фуфайке, из-под которой сбоку виднелось дуло нагана. Наталья Никифоровна появлялась всюду, и больше всего на передовых позициях, в бою. Все знали ее, эту боевую женщину, как героиню. Но никто даже предполагать не мог, чтобы Наталья Никифоровна осталась здесь в подполье. А теперь ее нашли, поймали, сволочи, рассчитались.
— Жалко! — сказал Андрей.
— Жалко! — сказали мы.
— Поймали!
Был конец марта, а погода давно уже была совсем летняя. Только в последние дни дожди начались.
Мы и в ливень дома не сидели, собирались всем отрядом и в степи и на путях.
Теперь уже мы никого не боялись. О большевистском отряде, который перестреливался в Зеленой балке с казаками, станичане и поселковые давно позабыли. С тех пор в балках появилось множество настоящих отрядов. Они орудовали в тылу у белых, налетали на казачьи сотни и на станичные правления.
К этому времени конница Буденного уже прорвала фронт и держала курс на Тихорецкою.
Мы не знали толком, где Буденный но знали что он рубит белых, захватывает целые штабы, окружает эшелоны, берет броневики и с каждым днем продвигается ближе к нам.
И мы не теряли ни одной минуты. Забирались в депо и тут же, почти на глазах у мастера, резали патроны, начиняли их порохом и забивали в них самодельные пули из свинца.
Теперь мы были испытанные ребята, — ведь чего только за это время мы не попробовали и в тюрьме сидели, и под расстрелом были, и настоящий бой с казаками выдержали.
Под конец даже до того дошли, что английскому генералу ответ сочинили и на всех заборах расклеили.
Вот какое объявление мы написали:
«Казаки! Брешет почетный казак, английской миссии генерал-майор Хольман. Никакой мануфактуры он вам не даст. Это он просто заманивает. А так как вы малограмотные, то вас и дурят, как дураков.
Казаки! Переходите на сторону красных, пока не поздно. Бейте своих генералов! А нет, с вами, гадами, разговор будет короткий, смазывайте салом пятки и улепетывайте подобру-поздорову.
Буденный вам — не мешок с картошкой. Он вам покажет, а в особенности офицерам.
Вам даром не пройдет, что вы повесили стрелочника Утюско и фельдшерицу Наталью Никифпровну Вельбаум, а также и за всех остальных вам попадет здорово. Красная Армия нагрянет скоро. Ее ведет сам Ленин!
Берегись, атаман! Мы ждем Ленина!».
Это воззвание мы сочиняли целую ночь. Писали и черкали. Писали и черкали. Все, казалось, не так выходит. Насчет Буденного Сенька сочинил, про атамана — Васька, а про Ленина все разом сказали.