Потом подобрала свою вчерашнюю одежду, аккуратно сложила ее и оделась в новую.
– Что бы я делала без Мэрилебон, – сказала сама себе Ада, глядя на свое отражение в зеркале. – Подбирать одежду – это не так-то просто. Я должна ее отблагодарить. Посмотрим, чем я смогу ей помочь.
Ада дошла до конца коридора и, вспрыгнув на перила парадной лестницы, съехала в нижний вестибюль. Люси Борджиа всячески поощряла ее съезжать по перилам Грянул-Гром-Холла, и за это тоже Ада обожала свою гувернантку.
Спрыгнув на мраморный пол, она прошла мимо трех мраморных грушеобразных Граций и совсем уж собралась идти направо за бронзового Нептуна, сжимающего в объятьях Русалку, как ее остановил знакомый голос, доносящийся откуда-то совсем близко:
– Что я вижу? – продребезжал, этот голос, сухой, как осенний лист. – Юная мисс Гот вырядилась клоуном? А ведь до Праздника Полной Луны еще добрая неделя!
Ада обернулась и увидела Мальзельо, комнатного егеря, перекрывающего собой вход в Безвинные погреба. Говорили, что в эти отдаленные покои Грянул-Гром-Холла частенько наведывался призрак Пиджея[3], – облысевшего ирландского волкодава, которого третий лорд Гот пристрелил без всякого стеснения после того, как тот окончательно лишился волос. Рассказывали также, что ветреными ночами призрачные завывания невинно убиенной собаки разносились по пустынным кельям, отражаясь от холодных стен.
Мальзельо был облачен в длинный передник – такой же серый и блеклый, как он сам. С передника с двух сторон свисали две связки ключей, продетых в большие медные кольца, каждое – с этикеткой. Одна этикетка гласила «Внутри», другая – «Снаружи». Ада отшатнулась. Мальзельо был теперь не просто комнатным егерем: лорд Гот сделал его своим садовым дворецким и вменил ему в обязанность заботу о коллекции садовых гномов и поддержание в надлежащем состоянии мебели в гостином саду. Ада не доверяла Мальзельо и не переносила его обычая действовать исподтишка, подслушивать у дверей и подсматривать в замочные скважины. Но Мальзельо служил в Грянул-Гром-Холле так давно, что никто не мог вспомнить, когда же он поступил на службу, и лорд Гот признавался, что без Мальзельо он как без рук.
– Что?
– Волкодав вам язык откусил, мисс Гот? – проскрипел Мальзельо, картинно всплескивая руками.
Поднялись два облачка пыли.
Ада припустилась бегом. Она пронеслась через обширную картинную галерею, наполненную дoродными герцогинями, и влетела в малую галерею с картинами длинных и приземистых домашних животных. Завтрак ждал ее на якобинском буфете. Лучшая Адина подруга, Эмили Брюквидж, уже угощалась яйцами всмятку и тостами-гренадерами.
Эмили и ее брат Уильям гостили в Грянул-Гром-Холле вместе со своим отцом, знаменитым изобретателем Чарльзом Брюквиджем, который строил для лорда Гота вычислительную машину в китайской гостиной.
– Ты уже слышала? – воскликнула Эмили. – В этом году на Праздник Полной Луны пройдет художественная выставка! Приедут художники, я с ними встречусь! И может быть, даже покажу им свои работы!
Эмили рисовала прекрасные акварели.
– Вот как?
Праздник Полной Луны проходил обычно довольно глупо. Нелепые пляски, нестройное пение… Тем не менее лорд Гот считал своей обязанностью посещать его, и потому выглядел в этот день еще мрачнее обычного. Но Ада ждала его с нетерпением – потому что на праздник выпадал ее день рождения. Лорд Гот никогда об этом не помнил. По правде говоря, девочка подозревала, что ее отец специально постарался его забыть – он слишком напоминал о ее матери. Слуги тоже никогда не вспоминали ее день рождения – за исключением Мэрилебон. Каждый год, под утро, когда бессвязные песни смолкали и Ада отправлялась в кровать, она находила на покрывале небольшой изящно упакованный подарок, а из глубин стенного шкафа доносилось тихое поздравительное рычание. Аде нравилось воображать, что Праздник Полной Луны – это на самом деле праздник в честь ее собственного дня рождения. А еще она втайне надеялась, что в этом году ее новые друзья (а может быть, и отец) тоже вспомнят про день рождения.
– И это еще не все! – раздался голос за спиной Ады.
Она обернулась.
3
Пиджей, ирландский волкодав, не только облысел, но и отличался чрезвычайно слабым зрением, вследствие чего он часто принимал домашние тапочки за косточки и закапывал их в кухонном саду.