Отрицательно качаю головой. На минуту я запинаюсь в попытках подобрать подходящие слова, но с губ слетает лишь ответный вопрос.
— А ты?
— Не-а.
Карл словно дожидается того момента, когда я растаю и наброшусь на него с криками, какой же он классный и милый. Мои губы расплываются в широкой улыбке и я восторженно выкрикиваю:
— Черт возьми! Ты, наверное, мысли мои прочел, если знаешь, о чем я мечтаю!
Карл поднимается с земли. Ему сложно дается держаться на ногах, поэтому он опирается о ствол дерева и издает тихий смешок, когда едва ли не падает. Его улыбка… Это тот неподдельный восторг, радость, надежда.
Даже теперь, когда взгляд Карла устремлен вниз, и шляпа мешает обзору его лица, я различаю, что его щеки порозовели.
— Не значит ли все это, что пора учиться кататься?
От таких искренних слов по телу проносится электрический разряд и я моментально отчеканиваю:
— Всегда готова.
***
Звонкий смех слышит наверняка весь лес. Бесподобный счастливый смех двух катающихся вдоль дороги подростков. Карл крепко держит меня за руку. Его ладонь теплая и нежная, пальцы сцеплены с моими. Волнение от того, что мы держимся за руки, накрывает волной с ног до головы. Пробуждает внутри каждую нервную клеточку, каждый волосок на теле. Мы регулярно что-то выкрикиваем с точной периодичностью: то я о том, как это страшно; то он, крича, что ничего страшного нет.
Звучала идея, конечно, намного веселее, чем оказалось: ноги постоянно подкашиваются, а колесики ни на секунду не замедляют движение, поэтому Граймсу и мне приходится постоянно падать друг на друга, вставать и вновь мчать вперед. Даже болезненные и безжалостные расчесывания коленок об асфальт ни капли не огорчают нас.
Смех от очередного падения превосходит ранее звучавшие. Грохнувшись в объятия Карла, еле устоявшего после этого, заливаюсь смехом и отлипаю от него.
В очередной раз Карл теряет равновесие. Качаясь корпусом то вперед, то назад, пытается приостановиться и избежать мою горькую судьбу, но ничего не выходит. Карл тоже падает.
— Ты в порядке? — через хохот интересуюсь я.
Скулы от смеха начинают побаливать, а из глаз уже текут слезы. Я просто уже не могу остановиться: на автомате в голове прокручиваю момент падения Карла, падаю на спину и заливаюсь более диким смехом.
Карл поправляет свою шляпу и не обращает внимания на мой позитивный настрой. За проеханный путь нам обоим довелось привыкнуть к тому, насколько же смешным выглядит падение другого.
Неподдельный интерес пронизывает меня, словно слабый ветер, когда Карл неуклюже переносит свою тушку поближе ко мне, усаживаясь совсем рядом. Уголки его губ снова расплываются в улыбке, которую он еле сдерживает. Смотрите-ка, не хочет признавать, что ему тоже смешно! А стоило бы! Сняв шляпу шерифа, младший Граймс надевает ее мне на голову, привлекая тем самым мое внимание. Натягиваю головной убор на лоб и подмигиваю.
— Люблю чувствовать собственное превосходство, — по-кошачьи улыбаюсь.
Карл настаивает снова на своем. С горем пополам я поднимаюсь, и Граймс продолжает доминировать в нашей паре, таща меня в обратную сторону.
Длинные, по крайней мере для парня, волосы развеваются на ветру. Так как в езде мы поупражнялись, на роликах он кажется теперь более-менее уверенным. Ощущение, что вперед его несут не ролики, а ветер. Катается на них он получше меня, так что чем черт не шутит? Доверюсь-ка ему, и пусть попробует только упасть… Он ведь меня следом потянет!
***
Доходим до того самого места, где изначально лежал мой сюрприз, и оставляем ролики до следующей поездки. Всю дорогу мы разговаривали обо всем на свете! Так давно я не встречала своих ровесников, что начала было думать, что потеряю умение разговаривать напрочь!
Шутки шутками, а с Карлом я действительно позабываю о мире, в котором живу. Встретить в нем своего сверстника звучит как выдумка. Когда я впервые увидела Карла, что-то случилось… Мое сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Карл напоминает мне Мэтта. Даже описать не могу, насколько мне больно осознавать это сходство.
Когда я плакала, Мэтт был рядом; смеялась — значит, Мэтт стал причиной радости. Он всегда давал мне надежду на лучшее. Его смерть сломила меня. Осталась незаполненная пустота, боль, которую ничем не заглушить, и… крик.
Наверное, нет ничего громче и страшнее такого крика, которого никто не слышит.
Кричит все внутри: каждая клеточка организма, по венам струится крик вместо крови. Когда боязливо, больно, одиноко. Кричит душа неслышно… Останавливается бег времени, сердце замирает и остается только крик страданий, непонимания, обиды, предательства… Крик души — он замирает.
Становится пугающе тихо, чувствуешь собственное дыхание, слышишь голоса в голове, обвиняющие тебя во всем. Это рана, которую нельзя зашить. Рана, которую так трудно вылечить и невозможно заглушить. Но только ты сам можешь найти средство от этой боли, позабыв о ней.
— Почему ты так добр ко мне, учитывая, кто я? — шепчу, боясь спугнуть Карла. — Мы знакомы не больше дня, а ты уже так много сделал для меня.
Пожимая плечами, Карл неловко улыбается.
— Не знаю. Я просто хочу верить в то, что остались еще нормальные люди. Да и ты не кажешься такой уж плохой. К тому же, спасибо, что заступилась тогда…
Натянув скромную улыбку, киваю.
— Не за что. Папа перегнул палку, и я не могла молчать.
Карл глядит на меня, прищурившись и постукивая пальцами по кобуре.
— В общем, Ниган сказал, что тот мужчина как-то связан с визитом раньше установленного срока.
По коже проходит мороз.
— Ах, ты про Дуайта. Честно говоря, не знаю. Он открыл мне ворота и помог сбежать. Вряд ли сделал это из душевной доброты, тем более правила в Святилище строже, чем в колонии, — одной рукой ухватываюсь за протянутый в капюшон шнурок и поигрываю им. — Глупо, конечно, было рассчитывать на его помощь, но он всегда казался мне самым добрым в Святилище, да и информация о том, что отец с его женой делает, не укрылась от моих ушей. Я думала он горазд помочь из-за посредственного отношения к папе, но, видимо, ошиблась.
Карл кажется шокированным, и легкое удивление делает черты его лица еще более выразительными и утонченными.
— Как ты лишился глаза? — тихо любопытствуюсь.
Карл молчит. Ему нужно время для сосредоточения, и я пытаюсь отнестись с пониманием к его нежеланию говорить. Как тогда, когда он позволил немного «пошаманить» над собой и надеть повязку.
— Попал под шальную пулю одного идиота, — уголки губ Карла слегка поднимаются, образуя скромную улыбку. — Я ничего не почувствовал. Потерял сознание, а проснулся, понимая, что вместо глаза огромная дыра.
Робею и не нахожу сил что-либо сказать или поддержать Карла. Мне правда жаль, что он лишился глаза таким образом.
Удивительно, как жизнь идет своим чередом, а потом в мгновение ока резко меняется — сегодня ты радуешься, а завтра страдаешь.
— Извини.
Судя по тому, как Карл переводит взгляд на мои щеки, они покрылись румянцем. Но мне действительно неловко, так что ничего необычного в этом не нахожу.
— Не стоит извиняться, — отмахивается он. — Все нормально.
Неопределенный период времени мы идем молча. Знойное солнце без огня и дыма почти сплошь испепелило лесную растительность. Повеяло безжизненной полупустыней, однако выйдя из смешанного леса, только и виднеются ободряющие зеленые пятнышки, в виде травы и кустиков. Сплошь и рядом растут невысокие кустики юринеи. Широко раскинувшись на уступе склона, она плавно ниспадает к долине.
Поляна так разительно и красиво выступает на фоне потускневшего разнотравья, что поглощает все внимание и оттого кажется огромной и особенно прекрасной. Птичьему хору аккомпанируют сверчки.
Незаметно для себя я переключаюсь с восхищения природой на Карла.
— Знаешь, меня удивляет, что в этом мире остаются такие, как ты, люди… то есть… черт, забей.