— Можно мне хоть ненадолго почувствовать себя ребенком и провести время со сверстником? Ничего же не произошло!
Отец долго молчит и уставляется в только ему известную точку. Опущенные уголки губ приподнимаются, ниспадающие на веки брови сдвигаются и мина отца уже не искажает ни мрачности, ни огорчения.
— Пока что не произошло, — криво усмехается он. — Ты соврала. Вот в чем беда.
Отходит в сторону и, водя пальцами от скул до висков, рокочет: «У меня в твоем возрасте было полно пассий, но я никогда не вытворял ничего похожего».
Тянущиеся по темно-синему небесному раздолью облака, словно скатертью, закрывают луну. Взвывает ветер, и теперь, повернутый ко мне спиной отец, кажется непредсказуемым антагонистом фильма ужасов. Его белая футболка, которую ранее прикрывала кожаная куртка, в жирных пятнах, запястье замотано бинтом, джинсы выглядят на нем мешковатыми из-за значительной потери веса. Не то чтобы у него раньше были с этим проблемы, но сейчас, в силу условий и возраста, исхудал; широкие плечи и узкий таз.
Качаю головой из-за неприязни к признанию собственной подчиненности.
— Больше не повторится, — мямлю тонким голоском.
Папа потирает обернутое запястье, поглаживает участок, что пропитан запекшейся кровью. Он поглощен воспоминаниями.
— Я прекрасно осведомлен, что этого больше не повторится, — смыкает губы в одну тонкую нить и вытирает обильный пот. — И раз своих друзей ты повидала, в ближайшее время можешь к ним и не проситься. Будешь сидеть в комнате и ныть о произошедшем, в то время как Саймон всем займется, — потирает виски и вздыхает. — Из-за тебя только сплошные расходы. И раз уж все пошло не по плану, — оборачивается на Рика и громко произносит: — Я хочу, чтобы Рикки-тикки принес нам обещанную долю прямо сейчас. Скажите спасибо вашей подруге.
Окруженный сферой испуга Рик указывает за спину.
— Дэрил, Аарон…
Мужчинам больше не нужно слов. Они кидаются со всех ног к домам, пока приехавшие вместе с отцом двое Спасителей не разобрались сами.
— Откуда? — смотрю на его замотанную рану, и тот лишь отмахивается.
— Во время готовки проехался лезвием ножа.
Наступает тишина, и сама не имеющая ни малейшего понятия, чего именно этот вопрос слетает с губ, я стараюсь вывести отца на разговор.
— Случайно?
— Ну знаешь, перепутал свою руку с палкой колбасы, — на серьезных щах изрекает он. — Лоуренс, черт возьми, конечно вышло случайно! А ты думаешь, я мог специально это сделать?
Не настаиваю на продолжении данной темы и молча кусаю губы. Через время показываются Диксон и Аарон, нагруженные переносными сумками и мешками с едой, а также оружием.
— То есть ты готовил? — ненароком изображаю улыбку и поворачиваюсь к все еще не отошедшему от «инцидента» старику.
Кивает, но не говорит.
— Для кого? Когда?
— Для нашей семьи, — хмыкает и воодушевленно выставляет руки. Спаситель кидается к фургону, из которого вынимает биту и сует ту в руку своего лидера. Отец дико ухмыляется. Подцепляет кончиком пальцев проволоку, подергивает ее и наконец указывает на Дэрила и Аарона. — Примите дары этих ушлепков, — смеется, и приказ незамедлительно приводится в исполнение. Спасители поочередно выхватывают вещи из рук александрийцев. Взгляд отца застывает на Диксоне, который всем видом кричит, что присутствие Нигана не досаждает ему.
— Я бы не против вернуть моего Дэрила… и бильярдный столик. Но, — глазеет на меня, — ради дочери я готов оставить реднека.
Ловлю на себе сосредоточенный взгляд папы; он заглядывает в душу и всем видом намекает, что желает встретить ответный зрительный контакт, но я не оказываю ему сей чести. Отказанный в очередной порции эйфории, он слегка раскисает и сбавляет тон:
— Как заботливый отец я позаботился о комфорте моих двух любимых женщин.
Подступает тугой ком, из-за которого каждый жадный вздох становится болезненным и жгучим; горло горит, как у той рыбы, что безнадежно бьется на берегу.
— Не поняла, — отзываюсь без какой-либо пестроты в речи.
— Ты же умная девочка — должна. Пока не заметил ваше с Дуайтом отсутствие, я был занят благим делом.
— Трахал жен? — выдаю буквально первую пришедшую на ум идею.
— Нет, готовил для вас с Люсиль. И если ты не хочешь лечь спать голодной, то забудешь об этих мудозвонах и сейчас же залезешь в мой грузовик.
Молча оглядываю александрийцев, задерживаясь на Рике и Дэриле. Они не чувствуют того леденящего страха; сердитость и мстивость царят на лицах каждого, и обращен весь негатив на Спасителей.
Хлопаю ресницами, недоумевая. Что он собирается еще делать? Пожать руки и попрощаться с каждым лично? Но убедиться мне не дает трещащий вопль.
— Не заставляй меня повторять, Лоуренс!
Последний раз милуюсь общиной перед покиданием ее.
***
Все взгляды прикованы только ко мне. Не то чтобы я столь важная персона в Святилище, но именно таковой невольно чувствую себя. Ведет меня на прицепе в комнату. Тихо, но я знаю, что он в раже. Отойдет он наверняка нескоро.
— Ложись спать. У тебя завтра тяжелый день, — ставит Люсиль рядом, когда сам передыхает на краю кровати. Только благодаря ее изножью бита держится в вертикальном положении.
— Тяжелый день? Неужели ты передумал?
— Тебе везет, потому что после всего утеянного тобою дерьма, я разрешу тебе возглавить отряд. Саймон присмотрит, чтобы ты не наделала глупостей.
Неспешное, будто с опаской, постукивание по металлической поверхности. Издается глухое бряканье, и дверь, словно волшебным образом, отворяется. Жирный Джо бессловесно ставит поднос с тремя неглубокими мисками и бутылью вина на тумбу и смиренно ждет дальнейших велений.
Папа выдерживает паузу, и Джо берет инициативу на себя:
— Принес ужин, как вы и просили, сэр.
Ничего не произносит. Подносит руки к лицу, сплетает пальцы, как вдруг смеется. Знающий, каким иногда Ниган бывает непредсказуемым, Спаситель на автомате делает шаг назад. И честно, по его необдуманной, но шустрой реакции создается впечатление, что в Святилище есть курсы для тренировки мгновенной реакции самозащиты.
— Черт побери! Совершенно забыл о семейном ужине. Представляешь? — вскидывает бровями при виде меня и через смех командует Джо идти дальше по своим делам.
— Я не голодна, — при слове «семейный» всплывают образы отца, меня и… биты. От последнего ежусь и скручиваю уголок куртки в некое подобие рулона, представляя его бумагой.
— На деле не очень-то вежливо в наши дни отказываться от щедрого предложения.
Помалкиваю, и хоть мысленно я бы предпочла сон, в наши дни нормальная пища — раритет. Отречься от шанса насытиться чересчур глупо.
— Идем за стол.
С запалом сервирует стол, раскладывает столовые приборы и ухмыляется. Люсиль занимает особое место, приравниваясь к живому человеку, — в плетеном кресле с разложенными у порции вилками и салфетками. Трудно сказать, правда ли отец свихнулся или ему делать нечего, как изображать безумца, который сохнет по бите. Однако, по правде говоря, своеобразность его образа придает харизмы.
Молчание затягивается, и отец это понимает.
— Ты не должна меня бояться.
Расплываюсь в довольной улыбке.
— Я не боюсь, — холодно отрезаю, наклоняю корпус и стискиваю зубы, не переставая лыбиться. — То, что я не голодна, не значит, что я боюсь тебя, — залпом добавляю, но желудок не согласен с вердиктом и предательски урчит.
— Пафосная ты сволочь, — ерошит мои волосы и грегочет, ставя перед собой миску с любимыми спагетти.
— Что ты собираешься делать с Александрией? — интересуюсь, зыркая на тянущиеся, словно лианы, длинные неяркие шторы.
Тянет носом и шепчет:
— А ты ожидаешь чего-то величественнее? — вновь сопит, откашливается и подводится к окну. Перекличка работающих Спасителей продолжает лунать, но с каждым гулом отдаляется сильнее. Они что-то тянут. Тянут в направлении склада.