— Это разбивает мне сердце. В Святилище тоже были дети. Ты должен был их видеть. Мир несправедлив, парень. Тебе пришлось убить свою мать, и Челси тебя в этом понимает, — на секунду его говор становится таким тихим и неразборчивым, что внезапный громкий вздох бьет по ушам. — Это полный отстой, — продолжает он более уверенно. — Поэтому нам так нужен лидер, который сделает все, чтобы этот кошмар не повторился. Ой, погодите-ка, это же я.
— Плохое случается, но мы можем все разрешить. Остановите это.
Я не выдерживаю. Со слезами на глазах и каплями пота на руках я желаю подняться.
— Теперь ты хочешь поговорить? Твой отец намеревался убить меня при любом раскладе. Он дал выбор моим людям, но не мне. Теперь нам снова придется идти к пониманию через изменения, наказания. Повторять вопрос больше не буду: где моя дочь?
— Здесь, — возвышаюсь над отцом, скривив лицо в презрении.
— Челси Даниэлла Лоуренс, приказываю тебе спуститься на землю незамедлительно!
— Я не на твоей стороне. И ни за что не вернусь в Святилище. Можешь убить меня, как сделал с другими неверными!
Ярость размывается, уголки его губ формируют надменную усмешку. Он не верит в услышанное.
— Что ты сказала?
— Если ты должен кого-то убить в качестве наказания, то убей меня. Я серьезно.
Рассмеявшись, отце не находит больше слов, кроме:
— Не глупи, Челл. Ты хочешь умереть?
— Нет, не хочу, но готова. Пусть так и будет. И если моя смерть положит этому конец, если она что-то изменит для этих людей, для тебя, для всех этих детей, — оно того стоит.
Воцаряется тишина, только ветер свистит снаружи. У Спасителей во всю идет мыслительный процесс, а Карл, в свою очередь, пытается найти способ достучаться до Нигана. Его голос крепнет с каждым произнесенным словом.
— Родная дочь ненавидит тебя. Такой у тебя был план? Ты этого добивался? Таким ты хотел стать?
Отец ничего не отвечает, продолжая сверлить меня каким-то насмешливым взглядом. Я вздыхаю. Мне изначально казалось, что вся эта затея в сантиметре от пропасти, в которую норовит упасть, как только мы с Карлом бросимся уводить Спасителей к засаде.
Карл накрывает мою ладонь своей и озаряет меня храброй улыбкой. Сейчас меня успокоит разве что Мальборо, ну или как вариант хорошая пощечина.
Однако вариант с непредсказуемым покиданием Спасителей до того, как они поймут, что произошло, тоже ничего такой. Как только мы с Карлом удаляемся от стены, отец принимается интересоваться, куда это мы собрались, и вопить о том, что мы мерзавцы. Но мне плевать; настолько плевать, что из меня вырывается истерический смешок. И Карл, заметив такую реакцию, с самым серьезным видом протягивает мне торбу.
— Не радуйся раньше времени и прикрой меня, дурында.
Киваю и из перекинутой через плечо сумки для продуктов достаю дымовые гранаты. Карл бежит отвлекать Спасителей, пока Мишон ведет всех в безопасное укрытие. А я тем временем прикрываю спины нам с Карлом.
***
Посмотрев вдаль, фокусирую зрачки на мерцающих огоньках — фарах. Напоминает карусель, но не ту, на которой весело резвятся детишки — сумерки с фонарями машины. Грузовик Спасителей с разгона въезжает в ворота, сносит их и кусок стены. Волосы на затылке становятся дыбом, когда я слышу регот отца.
Карл пихает меня, и, повернув за угол, мы бросаемся бежать по соседней улице. Не добежав до ее конца, я прыгаю в сторону и ныряю под развешанное на веревке белье. Мы перемахиваем через низкое проволочное ограждение и оказываемся на развилке между двух домов. Подбегая к одному из них, мы с Карлом припадаем к земле. Взрыв. Закрыв глаза рукой, дрожащая я сквозь растопыренные пальцы гляжу на дымящееся здание и чертыхаюсь.
Чувствую, как кровь приливает к щекам. Еще бы пара метров в направлении дома и взрывная волна задела бы нас. Никогда не видела детонацию так близко, за исключением того раза с Мэттом, когда в городе на нас устроила охоту местная группировка мародеров.
Мэтт…
— Кулон. Я оставила его!
Оглядевшись и убедившись, что нас никто не видит, Карл поднимается с земли и подгоняет меня сделать то же самое.
— Мой кулон…
— Какой еще кулон?!
***
Я не слышу ни звуков стрельбы, ни разборок, разве что — отчетливо произнесенную фразу Карла: «Будь осторожнее, дурында».
Карл продолжает отвлекать Спасителей, продвигаясь к укрытию, пока я мчусь к своему дому.
Чертов кулон — проносится у меня в голове, когда единственное о чем я могу думать в столь спонтанной ситуации — старая побрякушка.
— Я обязана забрать его!
— С ума сошла?! Ты видишь, что происходит?
— Да, поэтому я прошу тебя забыть на время о моем существовании и сделать все так, как мы договаривались!
Мигом очутившись у своего жилища, проскакиваю вовнутрь. Обогнув угол, иду на свет бледных лунных лучей, освещающих кучу расколотых в щепы досок и битого стекла. Из-под валяющихся под ногами книжных страниц, которые я рвала в клочья во время эмоциональных качелей, доносится топот крохотных лап, издаваемый каким-то грызуном. Я давно стала замечать, как по ночам где-то в стенах раздаются постоянные треск и стуки, но никогда не придавала этому большого значения — грызуны меня не пугают.
На кровати очень удачно разложен пододеяльник, некогда принесенный мне Дэрилом. Я не таила от него своей мерзлячести, сразу доложила, что в прохладные ночи испытываю трудности со сном из-за низкой температуры. Этот реднек нахально кинул мне эту простынь, найденную во время катания на своем байке в окрестности. Эта тряпка — иначе ее не назовешь — местами порвана в клочья, напоминая лоскуты вяленого мяса.
Усевшись на пол у подножия кровати, свисающим куском пододеяльника вытираю потный лоб, мокрый нос, глаза. Голова склоняется и по щекам стекают слезы. Мне хочется, правда, очень хочется не раскисать и подняться как ни в чем не бывало. Но я не знаю как. Единственное, что получается поднять — так это глаза, и смотреть на пламя, охватившее Александрию, как на собственный погребальный костер.
Рядом лежит долбанный кулон. Та самая побрякушка, ради которой я рискнула своей жизнью и жизнью Карла. Господи, сейчас он где-то там один бродит и пытается спасти шкуры каждого жителя этой проклятой общины, а я озаботилась лишь судьбой ржавого аксессуара, которому самое место на свалке.
— Я не отпущу тебя одну! — кричит Карл, хватая меня за руку. — Это слишком опасно.
К ноге пристегнут нож — тот самый, что я прихватила в оружейной до начала хаоса. Появилось неожиданное и непреодолимое желание вынуть его и приставить к горлу Карла. Не с целью убить или причинить боль — я бы никогда этого не сделала, — скорее, с целью припугнуть и показать, что я такая же взрослая личность, которая может постоять за себя в случае необходимости.
— Я знаю, — прерываю его нотации. — Но я не маленькая. Спасители не причинят мне боль: отец не допустит этого.
Он ничего не отвечает. Лишь обнимает меня, и я ощущаю, как световая граната в его руке дотрагивается до спины. Это касание не дает мне растаять в объятиях Карла, напоминая, что мы на войне. Стараюсь прогнать мысли, что это наше последнее прощание.
— Будь осторожнее, дурында.
Сковывающую тоску сгоняет обуревающая злость за собственную слабость. Прилив сил, и я поднимаюсь с заметным усилием. Не забываю спрятать кулон в карман шортов и спешу спуститься в прихожую. Если не считать разбитых окон, то в целом дом все такой же уютный, как и до приезда Спасителей.
Чего я бы не сказала о доме Рика напротив. Пронося слова отца через все каналы в мозгу, я сперва решаюсь не лезть куда не просят. Все-таки я сказала Карлу, что сбегаю туда и обратно, соваться куда-либо еще я не собиралась. Но видит Бог, у которого просто прекраснейшее чувство юмора, я не могу оставить Рика на растерзание своему отцу-подлецу.
Глухие звуки стрельбы, взрывов. Почему-то до этого момента я была уверена, что папа блефовал. Пока не услышала доносящиеся из спальни наверху грохот, треск. Я тянусь за «ругером», но почти сразу же отбрасываю затею. Ноги ведут меня к источнику звуков. Я останавливаюсь в прихожей.