Ты сильная, вероятно, самая сильная выжившая, которую я когда-либо встречал. Ты воспитаешь Клэр, позаботишься о том, чтобы Дэрил хотя бы после войны помылся, и вы доживете до мирных времен. Сейчас тебе нелегко, но ты сама прекрасно понимаешь, что так будет не всегда.
И еще кое-что… Тебе может показаться, что Ниган ужасный человек. Но это не так. Знаю-знаю, дурында, сам когда-то был другого мнения, каюсь. Каким бы плохим, безалаберным отцом он ни казался, он любит тебя. И поверь, все еще есть надежда достучаться до него. Просто попробуй. И дело не в том, что он мне так запал в душу. Я вижу, как он тебе дорог. Несмотря ни на что, ты переживаешь за своего отца, и не отрицай этого. Ты делаешь хуже только себе. Прости его. Не держи зла, отпусти все плохое и прости.
Спасибо за то, что ты такая отличная подруга. Спасибо за поддержку и время, проведенное вместе.
С любовью,
Карл».
Изнутри вырывается сдавленное рыдание. Смыкаю веки, зарываясь в горе. Меня поглощает не только хандра, но и тепло от объятий Мэгги, успокаивающе поглаживающей меня по спине. К ноге также примыкает что-то, заставляющее выйти из отчаяния. Джудит.
Лед на сердце тает, когда я вижу, как девочка тоже обвивает меня руками. Выходящая из глаз в виде жидкости досада перетекает в умиление, которое я не знаю, как выразить. Усаживаю девочку себе на колени, прижимаю к груди и не могу избавиться от чувства, что частичка Карла сохранилась во всем окружающем; не только в письме, браслете или шляпе — Джудит, его сестра, его кровь… она еще совсем ребенок, но так напоминает Карла. Наверное, своей непоседливостью: даже в такой трогательный момент не может спокойно посидеть на коленках и пытается найти удобное положение.
Я про себя улыбаюсь и думаю, что не позволю девочке забыть брата. Кто-кто, а он тоже участвовал в ее жизни, не меньше Рика.
«Рик».
Не долго думав, я решила поговорить с Риком. Узнала, что сидит он под деревом на холме, возле того самого поля. Не встает и перечитывает письмо сына по десятому кругу.
Тяжело представить ту боль, охватившую Граймса-старшего. Потерять ребенка почти для любого родителя — трагедия на всю жизнь, и с ней не справится ни одно лекарство. Мне всегда казалось, что Рик слишком непробивной, его темперамент не позволял ни единому ранению стать у него на пути, а как же быть с душевными ранами? Сейчас этот человек припал к земле и растирает сопли по лицу.
Подхожу к нему. Рик морщится, чувствуя себя побежденным, бессильным, виноватым. Мне самой не хватает Карла, но сравнивать свою боль с той, что испытывает отец погибшего ребенка, бессмысленно.
— Я хотела узнать, что, — запинаюсь. — Что Карл написал. Если это как-то касается моего папы…
— Нет, — говорит он лаконично.
Не понимая, к какой части своего предложения принимать отказ, жалостно киваю и извиняюсь, что потревожила.
— Нет… Это касается не твоего папы, — утирает нос, глаза. — Спасителей в целом.
— Если он попросил не убивать их всех до единого, я поверю… Поверю, что писал он это еще не в бреду. Это так на него похоже. Но если ты чувствуешь, что должен, я пойму. И поддержу.
— Ты хочешь, чтобы я убил твоего отца?
И прежде чем призадуматься над его словами, я механически отвечаю:
— Нет. Не буду врать, я этого безумно боюсь. Но он этого заслуживает, и я в любом случае на твоей стороне.
Рик смеряет меня недоверчивым взглядом и напрягается. Первое, что мелькает в голове, когда он встает на ноги, вцепившись в рацию, — он ее разобьет! Граймс не изволит объяснить своих намерений, но мне это и не нужно, когда наперекор ожиданиям он настраивает частоту. «Позови Нигана», — после этой фразы все становится на круги своя.
Рик сплевывает кровь вытекающую из разбитой губы, которую он никак не может перестать кусать. На его руках и лбу распухают валики в виде вен, стоит голосу отца донестись до ушей.
— Рикки, не ожидал твоего звонка. Может, скажешь, где ты? Поболтаем лично.
Отец в хорошем настрое, весь такой задорный, в отличие от нас с Риком. Сперва Граймс вытаращивает на меня голубые глаза, будто ожидает, что я захочу отнять рацию и донести до отца все сама. Я вновь вспоминаю о Карле, не находя в себе сил отвести взгляд от светлых, как у его сына, радужек. На собственные глаза накатывают слезы, и опустошенная я прячу лицо в ладонях. Рик громко и с заметным усилием затягивает воздух в легкие, чтобы испортить настрой и моему отцу.
— Карл мертв. Он написал прощальные письма. Одно он написал тебе. Он просит тебя остановиться.
Голос отца не звучит потрясенным. Он берет момент, чтобы поверить в это; ждет, когда же раздастся: «Шутка!» А этого не происходит.
— Просит меня остановиться?
— Он просит нас о мире, — поясняет Рик, делая три шага вперед. Останавливается, поворачивается ко мне и следит за реакцией. — Но для этого слишком поздно. Возможности договориться меня не интересуют. Я убью тебя.
Не знаю, как реагировать. Его слова не вызывают у меня пока что беспокойства. Я ожидала, что буду встревожена или зла на такое скорое решение, но нет же. Я совершенна спокойна и скорее заинтересована в дальнейшем развитии диалога.
Папа понурым тоном вопрошает:
— Как это произошло?
— Что?
— Как он умер? Это были мы? Он погиб при взрыве? Или от пули?
Рик хмурится, закрывает глаза и беззвучно шепчет какие-то ругательства.
— Нет, не вы! — резко парирует он. — Карл пошел помочь человеку, и его укусили.
Папа снова задумывается, не произносит ни слова, и я слышу его сопение.
— Черт побери. Рик, мне жаль. Знаешь, у меня были на него были планы. Он был нужен мне… нужен этот парень. Он был нашим будущим.
Глаза Рика плотно закрыты. Он корчит сердитую гримасу, и я понимаю, что если бы беседа состоялась лично, то Рик бы без зазоров совести врезал папе.
— Смерть — вот твое будущее!
— Что ты творишь, Рик? — он звучит действительно удрученно, и я начинаю испытывать тоску с пущей силой. И дело уже не только в Карле, но и в том, как же отец переживал и все еще переживает за чужого ребенка, не заботясь ни капли о своем. Мне казалось это несправедливым с того самого момента, как я увидела взаимодействие Карла и папы. Но сейчас мне кажется еще более оскорбительным, несправедливым и лицемерным. — Зачем ты все усложняешь? Карл умер из-за тебя; из-за того, что ты решил гнуть свою линию. Хотя он мог уйти любым другим способом. Да любой из нас может улететь на тот свет в любой момент! Но в данном случае в его смерти виноват ты, потому что тебя не было в тот момент, когда он решил совершить глупость. Ты сам задал этот курс, Рик. Кто следующий?
— Следующий ты, — произносит он эти слова, как нечто прочно обдуманное.
— Нет, но кто-то им будет. Видишь ли, я помогаю людям не умереть. Я нужный ответ. Понимаю, тебе тяжело, но пришло время, и ты должен кое-что усвоить: не позволяй ни одному из своих паршивых решений стоить жизни людей, которых ты любишь. Этот груз он всегда будет с тобой. Всегда. Как и Карл. Черт, даже я его ощущаю. И еще долго буду ощущать. Ты можешь дать мне возможность спасти всех вас, именно поэтому я убил всех твоих друзей. Ты можешь сидеть где-то там и кричать, что убьешь меня, но не сможешь. Ты облажался. Облажался как лидер. Но главное, Рик, ты облажался как отец. Пришла пора сдаваться. Сдавайся, Рик, ты уже проиграл.
На секунду в глазах Рика вспыхивает зверский огонь, он смотрит на меня и кивком головы в сторону подзывает к себе. Я повинуюсь, но не тороплю события.
— Хочешь сказать, ты не облажался как отец? Твоя дочь не хочет возвращаться к тебе. Она не хочет знать тебя и, если понадобится, убьет тебя!
— Это она так сказала?
— Да, — цедит сквозь зубы Граймс.
— Где она сейчас? С ней все хорошо? — мне даже кажется, что его судорожный тон вполне реален, и он волнуется обо мне.