Мне льстит ее верность. Льстит то, как Клэр держится за меня горой. Ее слова вызывают влажность в уголках моих глаз.
— Клэр, я уже поняла, какая ты героиня, но давай-ка оставим это на потом. Сейчас мне ничего не грозит, а тебе и остальным — да… Будет лучше, если ты посидишь здесь и в случае опасности, у тебя будет место для отступления.
— Ты не можешь оставить меня опять… Мне без тебя страшно…
Именно сейчас я разглядываю неимоверный ужас перед неизвестностью. Именно сейчас она действительно беспокоится за собственную жизнь.
— Я понимаю, Клэр, но я успела узнать тебя. Я успела увидеть, какой сильной и смекалистой ты можешь быть. У тебя есть оружие, но я уверена, что тебе не придется им пользоваться. Я пообещала, что с тобой ничего не случится, помнишь? Значит, так и будет.
Клэр примолкает. Мне становится ее жаль, потому что она снова остается совершенно одна среди малознакомых людей. Но с ней ничего не произойдет, я это знаю.
Бегу вверх по склону выступающего холма, когда вместе с сумраком надвигается мой нервный срыв. Не добегая до вершины, замечаю свою цель. Со всех сторон стоят наши, и я радостно встречаю их. На лице даже прорисовывается улыбка. Жаль, что они так не рады мне: ловлю на себе недобрые взгляды Дэрила, Мэгги, Рика…
Прежде чем насупить брови, Диксон и Граймс открывают рты при виде меня. И если бы не сложившаяся ситуация, требующая беглых решений и движений, я бы получила от них сполна.
Над нами затягиваются серые тучи, как характерный всем фильмам ужасов плохой знак. И взаправду что-то начинает подсказывать мне, что дела у нас не так хороши; наверное, голос отца по рации.
— Черт возьми, Рик, ты гляди. Снова попал. Попал по полной программе! Я осадил вашу засаду, — театральная пауза, нагнетающая обстановку, — еще большей засадой.
Все моментально реагируют и поднимают оружие. Они начинают вращаться вокруг своей оси, выискивая врагов поблизости, но не застают никого.
— Опять какой-то коварный замысел, — ворчу я и, повторяя за всеми, вынимаю пистолет.
Я уже привыкла, что отец обводит меня вокруг пальца, да настолько, что на лице не дрогнет ни нерв, а кишки, раньше сворачивающиеся от немого ужаса, сейчас сворачиваются разве что от приевшейся обыденности.
Впрочем, остальные тоже не подают признаков испуга. Они расстроены лишь тем, что не могут закончить начатое как можно быстрее.
— Может, выйдешь наконец лицом к лицу?!
— Ох, я повсюду, Рик. Все эти рупоры и рации и… выбери направление для бегства, посмотрим, что выйдет. Вот мы посмеемся над вами, — замолкает, словно что-то обдумывает. В ногах появляется дискомфорт, я решаю немного пройтись вперед и занять место рядом с Риком. Заодно хочу получше расслышать слова отца. — Мне важно знать, где моя дочь.
Рик бросает на меня пристальный взгляд.
— Здесь она.
— Пусть заберется на вершину холма.
Я отрицательно качаю головой в надежде, что Рик передаст моему отцу мой отказ. Не хочу говорить с ним; пусть лучше этим займется Граймс.
— Она никуда не пойдет.
— Ох, Рик, — спесиво протягивает имя того и цокает языком. — Нет, ты не будешь лезть в наши отношения. Если я сказал «пусть заберется на вершину холма», то она это сделает, — он не повышает голос, не меняет совершенно интонации, но я уверена в том, что за его каменным спокойствием пульсирует ярость. — Я бы не был таким смелым на твоем месте. Когда решается судьба каждого из вас… Будь уверен, я не оставлю безнаказанным неповиновение. Я хочу видеть дочь здесь и сейчас, иначе мои люди немедленно выйдут из укрытий и покончат со всеми вами.
Рик собирается возразить: щерится, морщит нос. Но я иду наперекор желанию Граймса поскандалить. Если отцу нужна только я; если это убережет всех этих людей от войны, то я готова. Готова встретиться с ним лицом к лицу, поехать обратно в Святилище и принять свое наказание достойно.
Прежде, чем покинуть своих, я оборачиваюсь на них. Задерживаю взгляд на Рике, который соболезнующе опускает брови чуть ли не на веки; на Дэрила, который качает головой и шепчет: «Не надо». На Мэгги, руки которой трясутся от злобы и изнеможения. Возможно, это последний раз, когда я их вижу.
Я взбираюсь к отцу через пелену страха и скорби. Несмотря на то, что я видела дорогих мне людей не так давно, скучание по ним, как гроза, настигает неожиданно и моментально.
Глазам предстает больше десятка Спасителей, стоящие полукругом. Впереди стоит Юджин, на которого нацелено дуло. Словами не описать ту бурю эмоций, которая меня охватывает. Я принимаюсь прокручивать все воспоминания с его участием в поисках ответа. Но не нахожу ничего. Что он натворил? Может, Спасители заметили, как мы тогда общались? Я без понятия, но надеюсь, что папа скажет.
Отец выходит из тени. Спасители покорно расступаются перед лидером, который, кажется, наконец-то одержал победу. Каждый ликует, что ясно отображается на их лицах. Каждый, кроме одного.
Папа становится по центру поля, призывающим жестом руки дает сигнал своим людям. Образованное позади него полукольцо Спасителей снова расступается, чтобы вперед вышел он.
«Дуайт».
Избитый, с опухшим, как от пчелиного жала, лицом он высматривает среди всех только меня. Когда его взгляд все-таки достигает цели, брови Дуайта мученически изламываются. Ему жаль.
«Он не знал о засаде».
Указательным пальцем папа подзывает меня к себе. Я неохотно подхожу к нему. Он не выглядит гневным, обеспокоенным — он радостный. Видимо, уже распробовал победу на вкус, так что ненависть родной дочери не колышет его.
Мне кажется, что сейчас все закончится для общин; для меня; для нас. И даже внезапное осознание того факта, что это мой отец, не дает мне почувствовать себя в безопасности.
Стоит мне оказаться в паре метров от него, как отец подносит рацию к лицу и продолжает вещать тираду:
— Угадай, что я еще сделал. Я привел твоих старых друзей! Помнишь своего приятеля Юджина? Так вот он сделал этот день возможным, когда расстрелял некоторых моих людей. Но ничего, их еще много. То же самое касается Дуайта. Если тебе интересно, он не специально вас подставил. Нет, он просто ничтожество и неудачник по жизни, а теперь он будет стоять и смотреть, как вы умираете. И ему придется с этим жить. Сегодня мы устроим зачистку, Рик. И дальше твоя очередь. Никто не желал войны. Тебе просто нужно было принять порядок вещей, но что есть, то есть, — вынимает из-за пазухи пистолет и направляет его на Дуайта. — Поздравляю, Рик. Три, два, один.
Спасители ступают вперед. Я прижимаю ладони к лицу, но сквозь щели меж пальцев наблюдаю за происходящим. Внезапно выстрелы не наносят урона. По крайней мере, не нашим. Убираю руки от лица, чтобы разглядеть получше поваленные тела Спасителей. Оставшиеся человек двадцать поспешно отбрасывают оружие и поднимают руки над головами.
С неимоверным испугом смотрю на отца; к счастью, взорвавшиеся осколки задели только его руку. Я застываю на месте и наблюдаю за его попытками скрыться. Юркает за припаркованные грузовики, и я в растерянности высматриваю его где-то поблизости.
«Оружие не могло стать неисправным само по себе. Неужели?..»
На губах Юджина появляется самодовольная ухмылка, хотя на долю секунды он поднимает брови в явном удивлении: сам не ожидал, что сработает.
— Юджин…
— Ты была права, я должен был помочь.
Вздыхаю с таким облегчением, чуть не бросаюсь ему на шею, но вспоминаю о раненном отце. Шепчу слова благодарности Юджину и скоропостижно бросаюсь по следам папы.