И он пошел. Я не мог остановить его и не хотел останавливать. Вы понимаете почему? Я наблюдал за ним с этого бельведера. Монахи Пелерин не надзиратели, каждый из нас может свободно уйти в любое время, хотя я не видел, чтобы кто-нибудь уходил, кроме Артура. Он ушел на закате, когда Сумеречный Пик окрасился сиреневым светом. Он никогда не смотрел назад. Не взглянул на меня. Я наблюдал, как он уходит, пока он не скрылся за поворотом. Там я потерял его из виду и никогда больше не видел и не слышал о нем снова. Но слухи ползут вниз вместе с грузчиками и просачиваются даже в наше горное гнездо, истории о Предсказателе, живущем там.
Жаль, что вы не будете здесь, когда облака разойдутся вокруг Сумеречного пика и появятся звезды.
V genetric nives: Мать Снегов (дословный перевод с тентского). Высокогорное растение из Палисадов Иэкса, образующее обширные тысячекилометровые ковры белых цветов. Самые искусные бумажные изделия во всей Botanica Veneris, исключительно тонкая работа. Каждый цветок имеет три миллиметра в диаметре.
Бумага, тушь, гуашь.
Длинноногий паукомобиль поднял меня на Десять Тысяч Шагов. Мимо проходили караваны носильщиков, согнутые в три погибели, плечи были нагружены тяжелейшими упаковками тончайшего фарфора.
Двенадцать бумажных узоров для Botanica Veneris я отдала принцессе наряду с описаниями и заметками. Она не позволяла мне идти, прижимаясь ко мне с рыданиями, охваченная страхом и чувством потери. Это было опасно: надвигалась тьма. Я не могла объяснить ей причину того, почему я отправляюсь вверх по лестнице в одиночку, ибо мои доводы не могли убедить даже меня саму. А истинной причины я не могла ей назвать. О, как я подло поступала с ней! Моя дорогая подруга, моя любовь. Но правда была хуже, чем ложь.
Она стояла внизу, глядя, как мой паукомобиль поднимается по ступеням, пока я не скрылась за поворотом лестницы. Почему ценой истины всегда должна быть ложь?
Теперь я вспоминаю, как она расчесывала свои длинные волосы гребнем, твердыми, прямыми, красивыми движениями, и перо выпадает из моих пальцев…
Игэйхэзи является закрытым городом; ссутулившимся, укрытым и тесным. Улицы его узки, здания опираются друг на друга; фронтоны их так заросли Звездными Цветами, что кажется, здесь вечный праздник. Ничто не оказывалось настолько далеко от истины; горожане были агрессивны, угрюмы и запуганы. Я сжимала в сумочке пистолет. Но гнев этих людей был направлен не на меня, хотя из историй, услышанных в камахунской хундави, мои коллеги-люди не были приятными представителями нашего вида. Гнев жителей был направлен на оккупантов. На стенах и дверях в несколько слоев были наклеены прокламации герцогини Ю, ее флаги, украшенные четырьмя белыми руками – символом дома Ю, развевались на всех общественных зданиях, мачтах радиостанций, вершинах башен и виселицах. Ее явросты патрулировали улицы, настолько узкие, что их граапы едва могли через них протиснуться. При их прохождении в окнах мелькали смутные силуэты и слышались приглушенные проклятия. Был и еще один символ: цветок с восемью лепестками, поразительной синевы. Я вижу его трафарет на стенах и дверях поверх оккупантских плакатов, узнаю эти маленькие значки на стеганых куртках игэйхэзийцев, он цветет в крошечных стеклянных банках на низеньких подоконниках. На рынке Йент я стала свидетелем того, как явросты разгромили овощной ларек, осмелившийся выложить на прилавок букеты из этих синих цветов.
Сотрудники отеля очень подозрительно смотрели на меня, когда заметили, что я по памяти рисую эскизы этого синего цветка инакомыслия. Я рассказала им о своей работе, показав несколько фотографий, и спросила, что это за цветок? Обычное растение с высокогорных лугов, ответили они. Оно растет под высокими снегами; маленькое, но стойкое и упрямое. И еще более примечательно в нем то, что оно цветет, когда нет никаких других цветов, во тьме Великой Ночи. Полночная Слава было одно его имя, но было и еще, новое, ставшее общеупотребительным с момента оккупации: Голубая Императрица.
Я знала, где искать Артура.
Над Долиной Печей постоянно висит завеса сернистого дыма, подсвечивающегося адскими бликами пламени очагов. Центр гончарного искусства здесь, на безлесых вершинах? Чем же подпитываются печи? Пламя дают вулканические жерла, но они превратили этот длинный ряд городков по склону горы Тулувера в маленький ад из черепков, костей, разбитого фарфора, песка, шлака и жгучей серы. Глехента, последний из фарфоровых городов, вклинивается в долину, где река Иддис по-прежнему сохранила память о свежести и чистоте. Глиняные дома, как перевернутые вазы, льнули друг к другу, словно болтающие женщины.