– Лучше, чем великолепно.
Больно, действительно, было всего несколько секунд, как он и обещал. Но чувство давления все еще оставалось. Пресвятой боже, какое же это счастье?
– У тебя замечательно большой член, правда? Я, конечно, видела, но теперь...
– А у тебя замечательный рот. – Чейсу стало интересно, может ли покраснеть ковбой. Он никогда не испытывал ложной скромности по поводу своих габаритов, но и не гордился ими. Сейчас же, когда Энни сказала это ему, Чейс вдруг почувствовал себя чертовски огромным. Особенно рядом с ней, такой хрупкой и беззащитной.
– Ты знаешь, что сейчас делаешь? Ты ужасно крепко обнимаешь меня, крошка.
– Прости...
– Нет-нет не извиняйся, это же просто обалденно.
Чейс закрыл глаза, и приятная слабость разлилась по всему его телу. Вдруг он посмотрел на Энни и понял, что она еще не успокоилась. Шаловливые маленькие пальчики принялись щекотать его. Все внутри затрепетало.
– Энни, ты хочешь что-то мне сказать? – он приподнял ее голову.
– Ну, если ты спрашиваешь... – Она облизала губы, как бы стирая с них улыбку. – Я хочу кое-что узнать. Ты... это... собираешься продолжить?
– А ты бы этого хотела?
– О, да, да! Я очень хочу этого, Чейс!
И он снова дал ей все, что мог. Был осторожен, нежен и настойчив – как в первый раз. Чейс сам вскрикнул, когда пальцы Энни сдавили самую чувствительную часть его тела. Не однажды в своей жизни он сталкивался с трудными задачками и всякий раз выходил победителем. Но перед этой женщиной он поднимает руки...
Чейс поцеловал Энни глубоко и страстно, проникнув одновременно в горячий рот и в горячее лоно. Энни была обворожительно сексуальна.
– Как ты себя чувствуешь, Рыжик? Мне ведь не хочется делать тебе больно.
– Больно? Что ты, Чейс. Я никогда не была так довольна и счастлива.
Счастье... Хотелось продлить его до бесконечности. Чейс готов был умереть от блаженства вместе с ней. Он любил ее медленно и чувственно, до тех пор, пока горячие объятия ее рук и быстрые ритмичные движения бедер не сломали его осторожность. Она хотела от него твердости и неистовости.
«Дай леди, что она хочет, ковбой».
Энни не смогла сдержать крика радости, когда он с силой сжал ее, захлестнув животной страстью. Воздушные замки ее фантазий не могли сравниться с безумным восторгом от любви Чейса Бодина.
Волны блаженства расходились по всем ее органам – в Энни будто раскручивалась спираль чувственности. Вдруг словно черная молния хлыста рассекла ее сознание: спазм острейшего оргазма пронзил содрогающееся тело. Энни слышала как бы со стороны, как она кричала имя Чейса, и чувствовала, чувствовала его самого так глубоко в себе. В головокружительном экстазе она еще думала о том, доставляет ли сама Чейсу такое же счастье...
Уже несколько часов Чейс сидел, опираясь на руки и откинувшись назад. На нем были только джинсы, так что ночной холод пробирал его до костей. Энни безмятежно спала, согретая гагачьим пухом спального мешка. Взглянув на небо, Чейс определил, что скоро рассветет. Он не сомкнул глаз всю ночь. Но бессонница его была связана отнюдь не с Джеком-Неудачником. Вор же не показывался. Видимо, предчувствие на этот раз обмануло Чейса. Но не это огорчало его сейчас. Рядом, под его рукой, покоилась гораздо большая проблема – рыжеволосая экс-девственница по имени Энни Вэлс.
Чейс перебирал в уме подробности свершившегося. Стоит ли в этом усматривать что-то серьезное? Может, просто ему и ей нужна была разрядка? Но даже если он убедит себя, что они всего лишь доставили друг другу удовольствие, которое никого ни к чему не должно обязывать, с такой ли легкостью посмотрит Энни на события этой «ночи любви»? Ей, возможно, уже снятся свадебное платье и их медовый месяц. И, кто знает, не исключено то, что, благодаря его «удачливости» и ее расчетливости, в маленьком хищном теле уже зародилась новая жизнь...
Его мозг метался от одной леденящей душу мысли к другой. Согласно требованиям иммиграционной службы она должна будет подтвердить свой опрометчивый брак. Нужно не только подать прошение о предоставлении гражданства его «жене», но и привести доказательства подлинности их отношений. А это значит, что они обязаны прожить вместе не менее двух лет.
Жить с Энни Вэлс? Но достаточно взглянуть на этого спящего ангела, чтобы растрогать свое мужское сердце. Она была соблазнительнее первородного греха. Ах, эта Энни! Она имела убийственно раздражающую привычку вторгаться в любой уголок его бытия. Свободолюбивый мужчина не может так долго существовать. Последние пять лет Чейс пытался упростить свою жизнь – за какие-то пять минут она перевернула все, чего он достиг.
Самое серьезное беспокойство, обуревавшее его сильнее прочих, доставляло Чейсу непонимание поступков Энни. Она так чертовски торопила события, всегда и везде, тем более в постели. Если это всего лишь хитрость, чтобы заманить его в сети, пробудить в нем чувство долга, – что ж, уловка где-то наполовину удалась. Проклятье, он же действительно чувствовал ответственность! Чейс встал и пошел к обрыву, неторопливо обвел взглядом пустынную равнину. Он ужасно замерз и пружинисто подпрыгивал, чтобы согреться. Вспомнил об «обязательствах». На него словно кто опрокинул ведро холодной воды. Женитьба, семья, дети. Железные оковы, груз непосильной ноши. Нет, это не для него! Он вовсе не хотел никаких пут. Вспомнить только: его родителей тоже поначалу, наверное, связывала любовь. А потом – взаимная ненависть и безвольное скольжение по наклонной. Привязанность быстро исчезает, остается разочарование, опустошающее душу. Кто-нибудь когда-нибудь все равно сделает тебе больно.
Но как убедить в этом Энни? Чейс знал, что она не поверит, будто судьба свела ее не с тем человеком. Поэтому вряд ли разделит с ним его убеждения. Она сыплет нравоучительными пословицами, которые помогали ей выживать в трудные минуты, и верит при этом в непобедимость благородной души. Он не хотел бы, конечно, разрушать ее иллюзии. Но самому-то ему не нужна сказка, где после бури обязательно бывает солнце.
Чейс вздрогнул, но наверняка знал, что не от холода. Ему претят банальности. Наверное, это действительно жестоко: вселять в человека надежду, обещать солнце, которое никогда не появится.
– Чейс, что ты делаешь?
Он обернулся не сразу – не хотел, чтобы она увидела сейчас его лицо, на котором совершенно ясно было написано: их связь должна быть прервана, и как можно скорее. Он всматривался в светлеющую даль и соображал, как лучше сказать ей об этом. Но прежде чем Чейс нашел нужные слова, Энни подбежала к нему, на ходу натягивая джинсы.
– Что случилось, Чейс? Вор появился?
Не глядя на нее, он покачал головой:
– Тогда что не так?
– Многое, Энни. Все не так.
Чейс повернулся к ней, и она поняла, какой удар уготован им. Горечь подступила к горлу, когда он увидел, как беспокойное выражение ее лица меняется на мягко печальное. Огоньки погасли в голубых глазах. «Глубокое разочарование, – подумал Чейс, – вот что правит сейчас ею». Энни в этот миг была необыкновенно чиста и красива.
– Ты жалеешь, что занимался со мной любовью, да?
– Энни, – слова, которые уже не смогут вернуть ей надежду, вырвались из него наружу. – Я сделаю все, чтобы помочь тебе получить гражданство, если это нужно. У меня есть кое-какие связи. Я даже под присягой скажу, что ты американка.
– Под присягой?
– Ну, да, да!
– Но мы же женаты, Чейс. Зачем нужно... под присягой?
Он отвернулся, чтобы не видеть убийственную безысходность в ее глазах. Сердце его разрывалось на куски.
– Черт побери, Энни! Это не сработает.
– Что не сработает? – Ее голос срывался. – Всего можно добиться, если захотеть. Захотеть по-настоящему.
– Во имя всего святого, постарайся же понять!