Когда мои глаза открылись, Ноа уставился на меня, но не так, как раньше. Он не был смущен или весел. Не уверена, какой он сейчас, но он не отводил взгляд.
– Амелия… это было впечатляюще, – ошеломленный голос режиссера прозвучал мне в ухо.
– Спасибо. Есть что-нибудь еще?
– Нет. Осталось снять лишь сексуальные сцены, – напомнил он нам. Олли договорился, что мы оставим эти сцены напоследок, и вот мы наконец-то добрались до них.
– Ладно, я отдохну до съемок. Всем спасибо, – сказала я, сняв наушники. Я схватила сценарий, не глядя на него. Я просто ушла. В любом случае мы не могли там поговорить. Я планирую снова прийти к нему в номер сегодня вечером.
Я не ожидала, что он выйдет вслед за мной в коридор.
– Амелия, – он схватил меня за запястье, развернув к себе лицом, – подожди, я…
– Амелия! – позвал другой голос.
О, нет… нет. Нет. Нет. Я узнаю этот голос где угодно.
– Мама? – я оглянулась. Она привлекает внимание, как свинья среди волков, одетая в ярко-зеленое коктейльное платье с белыми перчатками и солнцезащитной шляпкой, хотя на улице сентябрь.
– Амелия, милая! – она подошла ко мне и притянула в свои объятья.
– Мама, что ты здесь делаешь? – почему? Ведь я сказала ей не приезжать. Я практически умоляла ее. Мне стоит быть осмотрительнее.
– Ох, я соскучилась по тебе и к тому же… – ее голос затих, как только все ее внимание сфокусировалось на Ноа. – Не уж-то это маленький Ноа Слоан. Ладно, вероятно, совсем не «маленький», – ее глаза пропутешествовали по всей длине его тела. Она была похожа на собаку, уставившуюся на кость.
– Мама!
– Я просто шучу… господи, – повернувшись к нему, она спросила. – Как ты, Ноа? Прошла целая вечность.
– Я в порядке. Амелия… я… гхм… тебе и твоей матери необходимо провести вместе время. Съемки в девять, тогда и увидимся, – он потер заднюю часть шеи, и мне захотелось рассмеяться, поскольку это напомнило мне его в прошлом. Он никогда не знал, как поговорить со мной в присутствии мамы. Он либо был очень вежлив, либо просто сбегал. Но я не виню его. Если бы я могла, то тоже сбежала.
– Отлично! – мама хлопнула в ладоши. – Амелия, давай устроим день-спа.
«Давай не будем», хотелось мне сказать. Однако я пошла с ней, хотя и желала уйти с ним.
– Ты же не встречаешься с ним снова, да? – спросила она, взяв меня под руку.
– Что? – я остановилась прежде, чем мы подошли к двери.
– Олли сказал мне, что тебе приходится нелегко…
– Почему ты разговариваешь с Олли?
– Я просто позвонила, чтобы узнать, как ты…
– Позвони мне! – сорвалась я, вытянув свою руку из ее хватки. – Если ты хочешь узнать, как я, Мама, то звонишь мне, а не моему менеджеру или кому-либо еще.
– Милая, – она одарила меня злобным взглядом, снова взяв за руку. – Люди смотрят. Не устраивай сцен. Я не хотела тебя беспокоить. Знаю, что ты напрягаешься каждый раз, когда я рядом, поэтому подумала, что Олли – лучший вариант. Кроме того я – твоя мать. Разве не ты должна звонить мне? Мне жаль, ладно? Я очень скучаю по девчачьим штучкам с тобой. Это удручает. Ты слишком быстро выросла, – добавила она, вытирая уголки глаз.
– Прости. Я просто не знаю, в какой момент ты моя мама, а в какой – еще один менеджер.
– Милая, я всегда твоя мама. А теперь перестань хмуриться. Ты заработаешь себе морщины, и как потом ты найдешь работу?
– Мама!
– Шучу! Я просто шучу! – она засмеялась, притянув меня в свои объятья. – В какой-то мере.
Закатив глаза, я обняла ее в ответ. Она полезла в сумочку и вытащила солнцезащитные очки в белой оправе в форме «кошачий глаз». Она выглядела так нелепо, что я рассмеялась, но смех вместе с ней поднимает настроение.
Не смотря на то, что я сказал ей, когда мы впервые встретились спустя столько лет, я никогда не думал, что она не сможет сыграть роль Блэр. Я просто никогда не хотел видеть ее в этой роли по нескольким эгоистичным причинам.
Во-первых, я не забыл ее. Съемки в одном фильме лишь усугубили бы ситуацию для меня… и я был прав.
Во-вторых, ни при каких гребаных условиях меня не устраивал тот факт, что кто-то еще увидит ее голой.
В-третьих, у меня с Дэймоном похожие желания, поэтому это не будет игра роли для меня. Как только я увижу ее, то буду не в состоянии рассматривать ее, как Блэр Хоторн.
Я знаю, где находится каждая веснушка на ее теле, и запомнил каждый изгиб ее тела. Когда дело касается секса, я едва могу себя контролировать. Теперь, ради фильма, я собираюсь делать вещи, о которых только мечтал сотворить с ней.
Режиссер заявил, что хочет, чтобы это было сделано изящно, а не олицетворяло собой порнографию. Но это лишь доказывает, насколько он наивен. Он считает, что связав ее, наказав, поцеловав и вкусив каждый миллиметр ее тела, можно представить все это изящно? Секс не изящен. Секс, если ты все делаешь правильно, олицетворяет порнографию.
– Ноа… уже девять, – Остин открыл дверь моей комнаты. Съемки в этом же отеле, только в номере пентхаус.
– Как твое самочувствие?
Взволнован оттого, что она будет в моей власти.
Раздражен из-за того, что другие увидят ее.
Так чертовски запутался.
Но «в порядке» единственное, что мне удалось произнести. На подсознательном уровне, пока мы ехали в лифте, я представил ее лицо и недовольный взгляд, направленный на меня оттого, что я снова ответил «в порядке». Но что еще я мог сказать? Никого никогда не интересовал правдивый ответ. Никого, возможно, за исключением ее.
– Номер пентхаус, – прозвучал механический голос, и двери лифта открылись. Я ожидал, по крайней мере, около дюжины человек. Однако здесь оказались только режиссер, медсестра, две камеры и звукооператоры, визажист и менеджер Амелии.
– Как и обещали, мы оставили как можно меньше членов съемочной группы, – заявил режиссер Оливеру.
– Я тоже удаляюсь. Если ей что-нибудь понадобится, пожалуйста, передайте ей позвонить мне, – ответил Олливер, оставив маленькую сумку, бутылку воды и ее любимую жвачку на стуле. Он проигнорировал меня, проходя мимо, кивнув только Остину, прежде чем войти в лифт.
– Амелия готова?
– Да, – сказала она, появившись, предполагаю, из ванной с другой стороны гостиной. Она одета в белый хлопковый халат. Ее темно-каштановые волосы спадают волнами на плечи. Темно-розовая помада и светлые тени для век, фишка Блэр, выставили ее менее милой – какой я всегда ее знал – но очень сексуальной.
Режиссер сделал шаг вперед. – Амелия, если ты почувствуешь себя неловко в любое время…
– Использовать стоп-слово? – ответила она.
– Амелия. Серьезно, – сказал я ей.
Она убрала прядь волос за ухо. – Ребята, спасибо, я поняла. Ладно. Давайте начнем. Если повезет, мы сможет снять это с одного дубля.
– Хорошо, все по местам, – сказал режиссер.
Сняв рубашку и бросив ее в Остина, я подал ей руку, но она проигнорировала ее. Вместо этого она гордо подняла голову, нацепила улыбку на лицо и отправилась в спальню. Такая же уверенность у нее была сегодня утром, когда она выступила с одним из лучших монологов, которые я слышал за последнее время. Даже сценарист не возмутилась. Она лишь задалась вопросом, почему сама не смогла придумать такое.