Выбрать главу

С ней было легко. Легко как с машиной, чуткой, ответственной, идеально подогнанной.

С ней было сложно. Сложно как с существом, искалеченным изнутри до неузнаваемости, до какого-то подобия чего-то живого.

С ней было интересно. Безумно, фантастически интересно, как с андроидом на самообучающейся программе. Только ни одна программа андроидов не доходила до осознанности, до самоопределения, самосознания, до самосовершенствования, последовательного и постоянного.

Она была идеальной машиной, и это делало ее идеальной женщиной.

Ничего столь же прекрасного Радецки еще не встречал.

Он потянулся осторожно и цепко, тронул нити, влился в движение нейронов в ее мозгу, вклинился в ее мысли и сны. Начал дышать ее органами дыхания, слушать - ее органами слуха, чувствовать ее кожей.

Это было полнее и сложнее, чем любое другое взаимодействие: горячее и оглушительнее, чем секс, головокружительнее, чем падение в бездну, нежнее, чем поцелуй и страшнее, чем космическая война.

Это было слиянием в самом полном, самом чудовищном, самом прекрасном понимании этого слова. И рядом с ним такие слова как "любовь" теряли свой смысл.

Все теряло свой смысл.

"Здравствуй, Тиферет, - сказал Радецки губами Тахико, мыслями Тахико, длинной строкой символов, которым Тахико разговаривала со станцией. - Извини, но я беру управление на себя".

Тиферет дернулась под его пальцами, как живая, завыла гулом в ушах. Радецки молчал, перебирая как струны эмоции Тахико и лениво перепутывая ее мысли и чувства. Считать ее сейчас, всю, целиком - было бы проще простого, но нужно было заниматься делом, переждать панику станции, бессмысленную борьбу и агрессию, поддеть крючком, отстранив, и вывести махину орбитальной станции с орбиты, чтобы бросит вниз, в желто-красные пески Юдана.

Тиферет дергалась еще несколько минут, билась, царапалась, дралась изо всех сил, но их было недостаточно. Радецки был неплохим симбионтом, Тахико была идеальной машиной. У орбитальной станции Тиферет не было шансов.

"Управление твое", - сдалась станция.

"Мое", - специально для нее громко "подумал" Радецки.

И тронул пальцами нервные узлы внутри Тахико, почувствовал, как заскользили внутри ее микросхем данные рассчитанного Исотр`ой курса. Он не знал, как сажают на планету не предназначенные для этого орбитальные станции, но он знал, как заставить одно существо следовать курсу, созданному другим существом. Именно это он и делал.

Радецки подал импульс, дергая за чуткие рычаги внутри Тахико, чтобы уже она дергала за другие, злые и неровные рычаги внутри искусственного мозга Тиферет, и в двигатели выстрелил первый тормозной импульс, толкнув сатена искристой отдачей. Круговая орбита станции, под воздействием импульса, изменилась на слабоэллиптическую.

- Насколько это долго? - спросил где-то вдалеке искаженный чужим восприятием голос Исотр`ы.

- Долго, - отозвался Радецки губами Тахико. - Я буду постепенно изменять эллипс орбиты, плавно снижать станцию. Все это время я вынужден буду находиться с ней в симбиозе. При входе в атмосферу Юдана начнется неконтролируемое возгорание обшивки. Следить за ним мне почти наверняка не хватит сил.

- Сделать что-нибудь? - безразлично спросил Исотр`а.

- Пусть горит, - отмахнулся Радецки.

- Ты уложишься в расчетное время? - уточнил анжер.

- Твое расчетное время десять часов, - насмешливо напомнил сатен, растягивая в улыбке псевдоживые губы Тахико. - Времени уйма.

- Девять часов, сорок девять минут, - поправил дотошный Исотр`а.

- Тем более. Молись, чтобы наш харманас вдруг не появился раньше. Мы оставляем след - будет некрасиво, если он нас перехватит.

- Я не умею молиться, - сообщил анжер. - Никто из нас не умеет.

- Зато умеют отдельные представители человеческой расы, которую ты так любишь, - отозвался Радецки. - Поучись у них, - и тут же, без перехода, продолжил: - Мне придется частично уничтожить сознание Тиферет. Тогда, если станцию найдут, никто не сможет выяснить, что ее уронили специально. Теперь замолчи, мне нужно сосредоточиться.

- Какие будут разрушения? - задал последний вопрос Исотр`а.

- Не знаю, - легкомысленно отмахнулся сатен. - Это же твой расчет. Не переживай, вы хорошо строите - мы не сгорим в атмосфере.

Цепь дрожала, как живое существо, дергалась, тыкалась слепыми сочленениями в металлические стенки контейнера. Она могла бы быть умильной, маленькой, чем-то напоминающей железную гусеницу - забавное существо с другой планеты. Она и воспринималась бы так, если бы перед глазами то и дело не вставала чудовищная картина трупа в столовой и этой самой цепи, намертво вцепившееся в его ногу. И другие, не менее страшные картины: собравшегося вокруг ядра кокона на уничтоженной станции сатенов, чудовищного крика умирающей Альмы, изуродованной руки Хаборилла.

Хирой разглядывал цепь через перенастроенный рентгенограф, который позволял просветить сквозь боковую стенку контейнера. Цепь жалась к противоположной стене, как будто чувствовала прикосновение луча.

- Вы уверены, что она разумна? - поинтересовался пилот.

- Нет, - откликнулся Александр, так же пытливо разглядывая изображение на экране прибора. - Вероятно, у нее присутствуют только базовые инстинкты и простейшие чувства: голод, желание защититься, страх, боль. Она не пытается вступить с нами в осознанный контакт.

- Ей, как бы это сказать, нечем, - заметил Хаборилл. - И я бы поспорил на счет боли: выстрел из силаха ее не берет.

- Если ее что-то не берет, это не значит, что она не может чувствовать боль, - возразил Александр. - Достаточно найти способ.

- Ее нужно сломать, - предложил Хирой, неприязненно покосившись на сатена. - Выломать одно звено, посмотреть, что оно значит. Не сможет же она ползти одним звеном?

- И как вы хотите это проверить? - уточнил Александр. - Ее никто не сможет коснуться.

- Вообще-то можешь. Ты, - заметил Хаборилл, задумчиво повернувшись к андроиду. - Если тобой буду управлять я.

Александр заметно поморщился, очень по-человечески мотнув головой.

- Это больно. И страшно. Точнее, не больно, - поправился андроид, - только очень страшно.

- Я не Ларан, - напомнил Хаборилл. - Я вхожу в симбиоз иначе.

Он пружинисто поднялся с кресла, шагнув к Александру ближе, погладил пальцами здоровой руки по вискам андроида и, резко выдернув один из шнуров на его голове, сжал в кулаке. Александр замер, дернулся и медленно повернул голову к Хирою.

- Я просто завладеваю сознанием, - объяснил андроид голосом Хаборилла, хотя человек ничего не спрашивал.

Подойдя к контейнеру, Александр поднял крышку и, с легкостью удержав рванувшуюся было цепь одной рукой, другой резко дернул ее за "хвост", грубо вырывая одно из звеньев. На месте рывка осталась "рваная рана" - обрывок металла.

Хирой почувствовал, что виски сдавливает звон. Это могло в равной степени быть иллюзией и "криком" раненой цепи.

Александр со стуком захлопнул крышку и положил овальное, чуть деформированное звено на стол, подальше от приборов. Кружочек металла заметно подрагивал, как будто его била дрожь.

- Не надо, - сам удивляясь себе, попросил Хирой. - Пожалуйста, перестань ее мучить.

Он почувствовал вдруг, что сейчас упадет - было что-то чудовищно неправильное в том, как Хаборилл чужими руками мучил живое существо. Непонятное, недоброе, незнакомое - но очевидно живое.

Александр удивленно покосился на него, и в его взгляде не было ничего от его обычного псевдо-понимающего (андроидам-медикам заложена программа визуализирования, призывающая всегда и в любой ситуации изображать на лице понимание) взгляда - камерами, которым была придана форма глаз, на человека холодно и удивленно смотрел Хаборилл.

- Тебе жаль ее... - удивленно протянул сатен голосом андроида.