После часа пути стало понятно, что за расчетное время до города горняков мы не дойдем, и в то же время никто не переживал об этом. Мы все были влюблены в Юдан в той или иной степени, и это не то, чтобы удивительно сплочало нас, но давало силы двигаться дальше.
Первым препятствием оказался глубокий разлом в песке, уходящий на много километров вниз.
"Здесь что, была выработка?" - полюбопытствовал идущий впереди, рядом с Ларан, Эктор. Он пользовался общей связью и после его слов большая часть любопытных тут же подошла ближе, чтобы посмотреть на выработку. Не удержались даже Хаборилл и Муха, тащившие за собой салазки.
"Нет, это естественный разлом, - отозвался Хаборилл, опасно наклоняясь над выбоиной, - выработки тут же засыпает песком. На Юдане все, что выглядит рукотворным, обычно им не является. И наоборот".
"Перепрыгнем?" - предложила Ларан.
"С ранеными?" - в тон ей откликнулся Хаборилл.
Я порадовался, что экраны скафандров не дают возможности видеть лица - мне не хотелось знать, как Ларан сейчас смотрит на Хаборилла, посмевшего оспаривать ее решения.
"Мы потратим время на обход", - сказала она на общей частоте и, спохватившись, переключилась - на общей частоте прозвучал щелчок смены канала связи.
Теперь мы слышали только Хаборилла.
"Ларан, это абсурд".
"Разделяться может быть опасно".
"Я отвечаю за своих подчиненных".
"Не кричи".
"Хорошо, - после затянувшегося молчания зло сказала Ларан на общей частоте. - Мы идем вдоль разлома. Это увеличит время до города горняков на несколько часов. Имейте в виду: разлом может быть длинным".
Она замолчала и в наушниках скафандров повисла тишина, тяжелая, гнетущая и выжидательная. Ларан ждала, что кто-то будет против, кто-то попытается оспорить решение, которое она за недостатком аргументов не могла оспорить сама.
"Не важно, - как быстро мы придем, - на общей волне сказал Хаборилл. - Важно, чтобы мы все дошли живыми".
Это решило ход дела. Колонна медленно повернулась и пошла вдоль разлома.
На крошечном привале, сделанном, чтобы сменить Хаборилла и Муху, наступила моя очередь тащить салазки. Моим партнером был Нурка, который справился быстрее и весело насвистывал на общей частоте, пока я нацеплял вперехлест ремни салазок.═
Я постоял немного и, пользуясь тем, что на меня никто не смотрит, достал из нагрудного камана скафандра контейнер с цепью. Помедлив минуту, я расщелкнул замок. Я ожидал, что цепь рванется наружу, или попытается схватить меня, или сделает что-то еще столько же предсказуемое, но от этого не менее ужасное, но она просто лежала на дне, свернувшись клубочком, как маленькая многозвенная змея. Я присел на корточки и перевернул контейнер над песком. Цепь шлепнулась вниз, забавно приподняв то, что у нее, видимо, было мордочкой. В этот момент она как-то особенно напоминала змею или какое угодно другое живое существо из тех, что населяют землю. Поддаваясь секундному желанию, я протянул руку и погладил ее по первому звену. Цепь смешно ткнулась мне в ладонь и растянулась на песке, а потом вдруг рассыпалась, став все тем же золото-алым песком, который еще несколько секунд сохранял форму звеньев, а потом смешался в одну единую массу со всей поверхностью Юдана. Почему-то это одновременно напомнило мне жизнь и смерть и то, насколько просто одно становится другим и наоборот.═
Я поднялся на ноги, поправил ремни на плечах и двинулся за уже начавшей собираться группой. Идти сразу стало сложнее - салазки едва двигались по песку, антигравы справлялись, но гораздо хуже, чем если бы мы шли даже по обычной земле, не говоря уже о гладких палубах Тиферет. Хирой не приходил в себя, но Александр дистанционно следил за показателями его состояния, каждые полчаса снимаемые скафандром.
"Наконец-то", - с отчетливой радостью сказала Ларан в наушниках.
Я посмотрел вперед и увидел предмет ее радости - разлом кончился, превратившись в тоненькую нить, которую можно было перешагнуть, даже таща на себе тяжелые салазки. Я улыбнулся и шагнул за Ларан, не думая о том, что кислорода в моих баллонах осталось меньше, чем на час, и что потом я неминуемо умру, и что это не имеет для меня сейчас никакого значения.
А потом песок под моими ногами вдруг проломился, разлом расширился, и я рухнул вниз, накрываемой сверху волной песка, и больше ничего уже не видел.
Радецки пришел в себя от боли, выкручивающей тело. Если бы он был человеком, то пожалел бы, что не умер и пожелал бы умереть мгновенно, чтобы не чувствовать больше этой боли. Но Радецки был сатеном, и умел отрешаться от своих чувств и посылаемых телом сигналов ради более важной цели. Более важной целью была проблема выживания. Сделав немыслимое усилие, Радецки поднялся на ноги.
Исотр`а полулежал в углу и, кажется, все еще был без сознания, если вообще был жив. Для Радецки это сейчас не имело значение. Только одна вещь сейчас могла иметь для него значение - орбитальная станция Тиферет.
"Недостаточно доступа", - написала Тиферет на первое же прикосновение к клавишам.
Радецки, ругнувшись, набрал код.
"Приветствую тебя, хокма-три, - приняла станция код. - Мне жаль, но у тебя недостаточно доступа. Все мои действия регламентированы Ларан".
- Ты предполагаешь, что я собираюсь здесь умереть? - хрипло поинтересовался сатен вслух, потому что набирать такую длинную фразу на клавиатуре у него не было сил.
"Я ничего не предполагаю, я же орбитальная станция, - заметила Тиферет. - Функции "предполагать" во мне не заложено".
- Чтоб ты сдохла! - Радецки врезал кулаком по консоли и тяжело сполз на колени.
Надписи: "Функции "сдохнуть" во мне тоже не заложено", - высветившейся на обзорном экране, он уже не увидел.
Я очнулся от недостатка кислорода и подумал, что пришел в себя только затем, чтобы прочувствовать свою смерть. Воздух в глотке был горький и пыльный, с привкусами и примесями, фильтрованный системой жизнеобеспечения скафандра воздух, дышать которым я не мог. Не тратя силы на то, чтобы сесть, я огляделся.
Песок над моей головой смыкался куполом невысокой пещеры, удивительно подвижной, как будто сами песчинки двигались в ней, то и дело меняя свое расположения. От этого движения разноцветной массы песка становилось жутко. Салазки с Хироем опрокинулись, схоронив в песке часть продуктов. Сам пилот лежал на спине в центре пещеры, раскинув руки, и я боялся смотреть на него дольше нескольких секунд, понимая, что ничем не смогу ему помочь. Чуть поодаль, видимо, попавшие со мной в разлом, лежали еще двое. В скафандрах все были одинаковыми, и я не мог узнать их, надеялся только, что это не Эктор - мне сюрреально не хотелось, чтобы мой единственный близкий друг умирал вместе со мной.
Один из людей в скафандрах дернулся и рывком сел. Помедлил, а потом потянулся к креплению шлема и несколькими короткими движениями отщелкнул его, поднимая забрало. Я рывком сел, потому что от ужаса не смог заорать - показалось одновременно, что это иллюзия и что тот, кого я не мог узнать, просто решил покончить с собой. И то и другое было невыносимо, непередаваемо чудовищным.
Забрало скафандра распахнулось, разойдясь в стороны, и я увидел удивленное, с расфокусированными глазами, лицо Мухи. Муха пожевал губами, как будто не знал, как правильно обходиться с собственным лицом, повел ладонью по песку - рука двигалась как после тяжелого перелома - непривычно, рывками.
- Я есть, - сказал Муха не своим мягким басом, а чужим резким и шероховатым голосом, со странными сложными ударениями. - Говорить с тобой.
- Ты есть, - согласился я, потому что знал, что с сумасшедшими и чудовищами лучше соглашаться, если тебе некуда бежать. Бежать мне было некуда.
- Я есть, - повторило существо губами Мухи, ударило по земле, потом, с долгой задержкой, распрямило ладонь и погладило песок. - Я есть... Юндаа. Юнда.
- Юнда? - переспросил я, чувствуя, что происходит что-то невозможное. Что со мной говорит что-то древнее, чуждое, что-то с этой планеты, что-то, что правительство изо всех сил пыталось скрыть.