- Я Юнда. Я... - существо сгребло песок в кулак и, протянув ко мне руку, разжало ладонь. Разноцветный песок на белой ткани перчатки скафандра собирался змейками, вихрился живым существом, расползался и собирался снова. - Это я.
- Это ты? - я тупо уставился на песок.
- Я Юндаа... Юдан.
До меня дошло.
Рывком, чудовищным откровением извне, чужой историей и чужой жизнью.
Я до сих пор не знаю, сам я догадался или мне подсказали, только не словами - иначе, другими способами взаимодействия.
Я сидел в нерукотворной пещере из песка и разговаривал с песком, который говорил со мной через Муху. Я разговаривал с целой планетой, которая оказалась разумна. Каждый миллиметр, каждый грамм песка которой оказался разумен.
Я разговаривал с Юданом.
Ларан молчала, слепо глядя в разлом в песке. Выражение ее лица не было видно из-за затемненного шлема скафандра, но по опущенным плечам и неловким движениям сатена Эктор понял, что она напугана и не знает, что делать дальше. Как и куда идти дальше.
"Надо двигаться, - сказала Ларан на общей волне. Она хорошо следила за голосом, и он дрожал едва заметно - если не прислушиваться, то и не услышишь. - Нам их не найти".
Она была права.
Ларан постояла у пролома еще какое-то время, будто не уверенная, что сможет идти дальше, а потом властно махнула рукой и двинулась вперед, на ходу выпрямляя плечи и выше поднимая голову. Так ведут себя те, кто видел смерть и знают, что у нее ничего никогда нельзя забрать обратно. Кто видел смерть столько раз, что уже забыл, как ее бояться.
Постоянно меняющаяся на коммуникаторе карта местности, посылаемая по ходу удаления от станции со все более отчетливыми помехами, обещала еще четыре часа до города горняков. Пройденный путь за спиной снова становился пустыней, и ветер, который едва ли можно было почувствовать, заметал следы, стоило только поднять ногу.
Юдан была сказочной планетой. Сказочной и совершенно не предназначенной для людей.
Юдан говорил. Я слышал не только его голос, издаваемый связками Мухи и не только слова, выговариваемые губами Мухи. Я слышал тысячи и тысячи звуков и слов, сказанных на всех на свете живых и мертвых, и еще не рожденных языках. Я слушал Юдан всеми органами чувств, теперь, когда он все меньше говорил словами. Я растворялся в Юдане, засыпал в его объятиях и забывал обо всем, что тревожило меня когда-то при жизни.
Я бы так и уснул, убаюканный чужой песней, чужой историей, которая почти стала моей, если бы вторым обитателем скафандра, очнувшись, не оказался Нурка.
- Муха, ты охренел, - было первым, что сказал наблюдатель, и я открыл глаза, начав снова видеть сыпучие стены пещеры, а не тысячелетнюю историю чужой планеты.
- Не твой друг. Я, - сказал Юдан губами Мухи. - Я жить. Я планета. Я Юнда. Юдан.
- Ты тронулся, Муха, - заметил Нурка.
- Это правда, - вставил было я и вдруг понял, каким-то шестым чувством осознал, что Нурка знает, что это правда. Знает доподлинно, что сейчас с нами говорит Юдан. Что ему просто нужны доказательства более существенные, чем сны.
- Твой друг спит. Я вместо. Рассказать. Помочь.
- Ты - Юдан. И ты хочешь нам помочь, - Нурка встал легко, как будто не валялся несколько часов или минут - время потеряло для меня смысл, пока я снил сны планеты - без сознания. - Докажи, что ты Юдан.
- Я показать прошлое, - заметил Юдан голосом Мухи.
- Показать-показать, - согласился Нурка. - Я поспать, посмотреть сны и не впечатлиться. Другие предложения?
Юдан молчал и я отчетливо почувствовал, что наблюдатель нарывается. От этого мне стало страшно, хотя страх должен был бы уже пройти - кислород, который поступал ко мне через фильтры скафандра, едва ли был пригоден для меня, но песчаный купол пещеры пугал меня значительно сильнее.
- Смотри, - вздохнул Юдан.
Песок под ногами Нурка зашевелился, как живой, принялся сцепляться едва заметно, и потому красиво и страшно одновременно. Из песка выступали контуры, сначала едва заметные, потом - однозначные. Цепь. Под ногами наблюдателя лежала цепь. Такая же, какие я видел на станции сатенов, такая же, какую я выпустил сегодня.
- Она сожрет меня, как только я к ней прикоснусь? - с деланной веселостью, очень похожей на истерику, поинтересовался Нурка.
- Нет, - отозвался Юдан. - Она - это я. Я - это она. Я - Юнда. Она - Юнда. Понимаешь меня?
- Учи унис, - наставительно заметил Нурка, присаживаясь перед цепью на корточки. - Ты не представляешь, как проще понимать других, когда они говорят на общем языке свободно.
Я улыбнулся и попытался подняться - мне тоже хотелось посмотреть цепь поближе и, может быть, взять в руки.
Подняться мне не удалось - перед глазами вдруг потемнело, засвербило в горле, я изо всех сил попытался вдохнуть, но дышать было нечем. Кислорода не было. Ничего не было. Я падал в смерть, о которой знал всегда, в которой был уверен еще несколько часов назад, покидая обломки Тиферет, и которой еще несколько часов назад не боялся.
Я безумно, чудовищно не хотел не умирать.
Отряд успел пройти чуть меньше двух киломентов после обрыва, когда сигнал от Тиферет перестал поступать. Дальше предстояло идти без присмотра вездесущей и очень умной станции, последним сигналом которой было указание направления - по-прямой.
"Вперед", - сказала Ларан не очень уверенно.
"Шираи, Альги, - мягко проговорил по общей связи Хаборилл, легко перехватывая инициативу в свои руки. - Пройдите вперед, посмотрите. Возможно, там виден город горняков".
Эктор проследил за тем, как от салазок с Тахико и Александром открепляются две фигуры, одинаковыми движениями снимают ремни и кладут их на песок, делают одинаковые шаги вперед. В скафандрах Шираи и Альги были практически неотличимы друг от друга, и невозможно было предугадать, кто действительно делает шаг, а кто только копирует движение, сделанное другим.
Они вышагнули вперед и вдруг ломко слились в одно существо, хлопком, смазывая контуры, всасывая скафандры куда-то внутрь, переплющивая друг друга и самое себя во что-то принципиально новое. Существо, стоявшее на песке, больше не было ни человеком, ни сатеном. Оно просто было, стояло, поводя большой, похожей на собачью, головой из стороны в сторону и глядя большими глазами, больше похожими на камеры или усовершенствованные подзорные трубы, чем на органы зрения человекоподобных существ.
Существо шумно втянуло воздух, а потом рванулось с места одним ровным движением и бросилось вперед, едва касаясь земли полуногами-полулапами.
"Я не видела существа красивее", - тихо проговорила Тахико на общей волне.
Эктор проводил псевдополиморфа взглядом и понял, что, пожалуй, Тахико права. Он бы мог сказать о Шираи и Альги то же самое, только с крошечным дополнением - существа страшнее он тоже никогда не видел.
Впереди был город горняков. Обнесенный двойным кольцом силовых установок, обеспечивающих систему жизнеобеспечения внутри ограниченной территории, город горняков состоял из приземистых искусственных домиков, максимально комфортных и "раскладывающихся" одним нажатием кнопки. В городе копошились рабочие. С такого расстояния они казались уже не черными точками, а маленькими, будто игрушечными, фигурками.
После возвращения Альги и Шираи идти пришлось еще почти два часа, и только тогда город смогли разглядеть все члены маленькой экспедиции. Эктор поймал себя на том, что ему хочется кричать. От счастья. Раньше он никогда не замечал за собой подобного, но одна только мысль о том, что там, внутри, можно будет вдохнуть нормальный воздух, а не ту гремучую смесь, что генерировала система жизнеобеспечения скафандра, радовала до слез.
Город горняков представлял из себя неровный круг, обнесенный по контуру частоколом силовых установок. Установки уходили вверх, в безоблачное небо Юдана, и расстояние между ними было не больше пяти метров. Пройти между ними было нельзя - генерируемое поле расщепляло любое существо, не зависимо от размеров и "состава", на молекулы в течении двенадцати секунд. Наблюдавшие за подобными полями рассказывали, что видели крыс, проскакивающих через поле очень быстро, а через двенадцать секунд падающих на землю горкой расщепленной массы. На богатом дармовой энергией Юдане установка таких охранных систем не стоила ничего.