Трансформация
Хотя Паули поддерживал концепцию Лао-Цзы о том, что «у природы нет люби к человеку», подобно Юнгу, он считал восточный взгляд на устройство Вселенной неподходящим для приверженного науке Запада, где перемены невозможно было удержать[210]. Однако именно философия Шопенгауэра, промежуточная между Востоком и Западом, а конкретно — отрицание Шопенгауэром любящего всех Бога, позволила Паули найти ключ к Эону. Паули привлекало шопенгауэровское понятия воли, идеи, соответствующей неведомому богу гностиков. Паули писал: «Такой бог невинен и не может нести моральной ответственности; на уровне чувств и на уровне разума это позволяет избежать сложности приведения [бога] в гармонию с существованием греха и зла»[211]. Согласно Шопенгауэру, сама воля универсальна и неизменна. Меняется лишь способ связи с волей, с повышением уровня сознания и усложнением устройства организма. Воля — единство, проявляющее себя с помощью многочисленных эффектов. В алхимии это соответствует multiplicatio. Воля, проявляющаяся во всех формах жизни по всему миру, считается неподвластной времени.
Паули сравнивал свою чувственную связь с основными проявлениями самости из снов (например, Незнакомцем) со связью Шопенгауэра с волей. Однако в отличие от пессимистического мировоззрения Шопенгауэра, желанием Паули было помочь Незнакомцу, который, похоже, нуждался в спасении. Он писал: «То, к чему стремится Незнакомец, — его собственная трансформация, в процессе которой эго-сознание также должно расшириться»[212]. То же отношение к самости высказывает Юнг в «Эоне». Не очеловечивая понятие самости, Юнг определил процесс самотрансформации. Он писал о динамике самости: «[Мы] должны держать в уме, что нас занимает продолжительный процесс трансформации одного и того же вещества. Это вещество, в соответствующем состоянии трансформации, всегда будет выводить на первый план нечто ему подобное»[213].
Слова Юнга о «продолжительном процессе трансформации одного и того же вещества» указывают на материал, вводимый в начале алхимического процесса. Материал, известный как prima materia, считается тем же самым веществом, что и lapis, чудесный камень, получающийся в конце. Другими словами, происходит трансформация не вещества, но его формы. По аналогии, человек начинает работу с психическим материалом, prima materia, который подвергается трансформации, то есть осознаётся эго.
Это напомнило Паули о сновидении 1951 года, в котором имело место математическое понятие автоморфизма. Он объясняет: «Автоморфизм выражает построение системы из самой себя, отражение системы в себе; он описывает процесс, в котором проявляется … внутренняя симметрия системы»[214]. В этом сне шёл экзамен, в роли экзаменатора был Незнакомец, а слово «автоморфизм» звучало как мантра.
Согласно Паули, автоморфизм представляет собой мост между психе и материей. Связывая его с трансформацией архетипа и с процессами в современной физике, в которых преобразующее «вещество» — энергия, он описал автоморфизм как понятие из нейтрального языка.
Считая отношение Юнга к конфликтующим противоположностям уходом от статического «бытия» к «становлению», Паули снова ссылался на Гераклита, говоря Юнгу: «Теперь, на более высоком уровне, в вас горит огонь Гераклита, как движущая сила самости!»[215]
В момент написания этого письма над миром висела угроза ядерного холокоста. Как и Юнг, Паули верил, что для выживания человечеству нужно выстоять в схватке со злом. В особенности это относилось к физикам, даже к тем, кто не был причастен к созданию разрушительной силы. Он чувствовал, что физика попала в ей же созданные сети, и неудача в сознательном рассмотрении проблемы приведёт к застою в физике из-за потери бессознательного интереса к теме. Паули сам оказался в таком положении во время войны, когда вся физика была сведена к созданию атомной бомбы.
210
В «Дао физики» Фритьофа Капры (New York: Bantam, 1977) изящно отражено сходство квантовой физики и восточной философии. Как предшественник Капры, Паули считал необходимым объединить Восток и Запад в психическое целое, где они сосуществовали бы в гармонии. Он искал «расширенное сознание», в котором могли бы уживаться Кеплер и Фладд.