— На кудыкину гору! — огрызнулся приятель, после чего добавил более миролюбиво: — В приют.
— В приют? — непонимающе переспросил Март.
— Ну да. А то хватятся и сообщат куда не надо. Чего доброго наш штаб обнаружат…
Мысль была хоть и не совсем понятная, но верная. Грот, в котором они прятались, был неплохим убежищем на крайний случай, и выдавать его местоположение или хотя бы оповещать о существовании было в любом случае не самым разумным делом. Опять же, если есть приют, значит, есть место для ночевки. А также столовая или еще какой-нибудь пункт приема пищи. Подкрепиться бы сейчас совсем не помешало.
— Идем, — кивнул Март. — Только помоги мне, а то я что-то совсем ослаб.
— Конечно, — тут же кивнул не умеющий злиться Витька, и вместе они направились к выходу.
Приют — на счастье совершенно выбившегося из сил Вени — оказался не так уж далеко. Располагалось это богоугодное заведение в небольшом распадке между двумя невысокими сопками и представляло собой комплекс из двух одноэтажных зданий, огороженных невысоким забором. В первом корпусе воспитанники жили, во втором находились хозяйственные постройки. Это ему сообщил во время пути Виктор, не без основания решивший, что, похоже, его друг потерял память и нуждается в подобном пояснении.
И странное дело, стоило приятелю поведать о какой-либо подробности, как в памяти Марта возникало соответствующее воспоминание и твердо занимало в ней свое место.
— А учимся где? — поинтересовался на всякий случай Март.
— Здесь же, — с сочувственным видом поведал ему кореец.
Точно, тут же припомнил Веня. Мартемьян и этот Витька сидят за одной партой.
— Где вы шлялись? — неласково встретил их у ворот дворник — отставной матрос Михалыч.
— Гуляли, Павел Михайлович, — немного заискивающим тоном сообщил ему Виктор.
— Ваше счастье, что директора на месте нет. Не то бы прямиком в карцер отправились, а будь моя воля, так и розог отведали бы! Ну-ка, олухи царя небесного, марш на кухню, — вам там поснедать оставили!
— Сейчас идем.
— Слышь, Вахрамеев, — вспомнил дворник. — Тебя какие-то ферты на автомобиле разыскивали. Я им велел, чтобы завтрева приезжали, когда господин Петрищев вернется.
— Какие еще ферты? — едва не поперхнулся от воспоминаний Март.
— Сказали, будто из адвокатской конторы «Бобров и сын», — отвечал, поглаживая роскошные седые усы бывший матрос. — Только сдается мне, врали!
— Почему?
— Не видал я, что ли, крапивного семени? — пожал плечами дворник. — Вы ступайте-ступайте, неча тут…
Михалыч, припомнил Вениамин, был стариком невредным, просто любящим побухтеть, когда кто-либо не соблюдал строгий морской порядок. Но если к нему со всем вежеством, то он сразу оттаивал и особо воспитанников, в отличие от прочих служителей, не притеснял.
Оставленная ребятам на кухне еда, конечно, давно остыла, но проголодавшиеся мальчишки в момент стрескали кашу с куском пшеничного хлеба и запили ее холодным и почти не сладким чаем.
— Добавки бы, — привычно поканючил Витька, но дежурная кухарка тетя Маша тут же его обломала.
— Радуйся, что это осталось, байстрюк! — уперев руки в бока, заявила она. — Еще бы немного и того не увидали.
«Байстрюк означает незаконнорожденный», — подумал Март, и в голове тут же вспомнилась невеселая история приятеля. Отцом его был русский чиновник при консульстве, а матерью — официальная наложница из местных. Законами королевства Чосон такое разрешалось, а русское начальство на шалости своих подопечных смотрело сквозь пальцы. При родах Витькина мать умерла, и сирота попал к ее родственникам, пока его не забрал отец.
Трудно сказать, что послужило тому причиной, поскольку признавать своего туземного отпрыска папаша не стал, но о кое-каком воспитании и образовании позаботился. Так Вичан и угодил в интернат, который по привычке именовали приютом.
Поев, подростки направились в дортуар[6], где стояли их кровати. Сирот у них на самом деле было немного. Большинство воспитанников имели родителей или близких родственников, к которым и отправлялись на летние каникулы. На месте оставались только такие, как Мартемьян с Виктором, и еще несколько подростков.
Богоугодное заведение, в котором они учились и жили, находилось неподалеку от города Чемульпо и формально относилось к русскому сеттльменту. Первоначально оно предназначалось для сирот, но затем сюда стали определять детей солдат и матросов с военной базы, а также отпрысков мелких служащих и мастеровых. Обучали их по программе для земских школ, а показавшим наибольшие успехи по окончании семи классов предоставлялась возможность держать экзамен для поступления в старшие классы реального училища.