– А может он и пойдёт на сотрудничество, – возразила Туано. – Там есть одна зацепка. У Синего сын, мальчик десяти лет, недавно попал в каталоги местных либкиндеров. Папа постарался, надавил на кого надо, фотографии убрали, ребёнка объявили погибшим. Но дело в том, что на ребёнка уже нашёлся заказчик – Олег Арефьев по кличке Скунс. Всего лишь миллиардер, основной держатель акций ЦентроЗемли, педофил, извращенец и новый фаворит Риана Пантеры. Наши взломали личный архив Скунса и говорят, там просто кошмар. В штабе считают, что Скунс мог бы многое порассказать про Риана Пантеру, если на него правильно надавить. Но он сверхбогат, и за исключением фотографий никаких следов детей до сих пор не нашли. Когда узнали, что на него есть потенциальная наживка, уписались от восторга. И что-то мне подсказывает, что Синий точно не потерпит этого праздника у себя за бортом.
– То есть преступники скрывают место нахождения ребёнка от маньяка, а полицейские хотят его раскрыть. – Ингибаро невесело усмехнулся и снова устало провёл по лицу обеими руками: – Чёрт, я никогда ещё не был так город за свою профессию…
На браслете Туано звякнул входящий файл. Агент пробежала глазами сообщение:
– Хорошие новости, Бруно. «Чектуран» сделал заявку на пополнение запасов. Будет в порту Иясуто через трое суток.
– О да, прекрасная возможность пригласить Синего на пару пива. «Не поделитесь ли, любезнейший, вашей формулой успеха. Да-да, той самой. А мы за это не скажем одному мерзавцу, где находится ваш ребёнок…»
Ингибаро ткнул в файл с пометкой «Арефьев» и на вирт-экран вывалился ворох голографий. С минуту оба полицейских смотрели на них в гробовом молчании, а запущенная программа каскадом разворачивала все новые и новые изображения.
Через две минуты Бруно на ходу вдевал руку в рукав длинного серого плаща и говорил кому-то в комм:
– Шиано, милый, у тебя через трое суток в порту ролкер будет, «Чектуран». Капитан – Амега Синий… Сделай так, чтобы он сам к тебе сам прибежал! Мне с ним потолковать надо, неофициально…
– Бруно, ты уверен? – Туано перехватила его за плечо. – Мы не получим после этого встречи ещё один «Митсао»? Встреча с потенциальным свидетелем…
– Каким свидетелем? – Ингибаро возвёл на коллегу ясные голубые глаза в обрамлении длинных золотистых ресниц. – Ты о чем?
Туано хмыкнула и отступила.
– Я много работал, я устал, – Бурно пожал плечами. – Пойду, проветрюсь, с шурином поболтаю в кое-то веки вот так, без прибамбасов… Да, в его рабочее время, а что поделать! Он у меня занятой. Шутка ли, – Ингибаро сделал большие глаза, – начальник космопорта!
– Теперь я особенно хорошо понимаю, почему в федеральную полицию так не любят приглашать местных, – Туано с усмешкой только покачала головой. – Шурины, братья, сестры… Кто у тебя ещё на подхвате, малыш?
– У монаха нет дома, потому что весь мир – его дом, – пропел-процитировал Ингибаро одно из изречений священной книги «Аштази», – у монаха нет семьи – потому что каждый, кого он встречает – его семья… Ты моя семья, Туано!
Он подмигнул коллеге. Туано прикусила губу. Чешуйки на её щеках встопорщились ещё больше и потемнели, выдавая волнение. Ингибаро ценили не только за аналитические способности. На своей родной планете он был как рыба в воде, и легко проходил туда, куда ксеносам путь был строжайше запрещён. Нет, федеральный кодекс, конечно, позволял накласть на местные правила, законы и предрассудки, но Гелиопея и так была нелюбимой территорией Конфедерации за бесконечные межрасовые конфликты и войны. И провоцировать их по личному усмотрению агентам не дозволялось. Ингибаро приглашали, когда нужно было сглаживать острые углы, добыть информацию мягким путём или организовать встречу с религиозными лидерами, отказывающимися вступать в диалоги с «непосвящёнными». И все это – без лишней нервотрёпки и за штатный оклад старшего аналитика.
А Бруно – Бруно был влюблён в свою планету, как иные бывают влюблены в свою женщину. В своё время он отказался и от военной, и от политической (и да и чего греха таить – преступной) карьер, чтобы стать «амшати» – монахом-в-миру, монахом, живущим вне стен монастыря. Это было почётно и совершенно не расходилось с профессиональной деятельностью полицейского. «И монахи и полицейские придерживаются одних целей, – смеялся Ингибаро. – Они берегут миропорядок и следят за исполнением законов».