Вот здесь Мымрин попал в самую точку, двойки ставил не только математик. Прежние авторитеты рушились с каждым днем. Ребята сидели над учебниками до полуночи. Это был единственный выход, чтобы не вылететь из спецшколы. Проблема эта уже обсуждалась на комсомольском комитете. Донченко предложил организовать дополнительные занятия с отстающими.
– Когда? – спросили его остальные члены комитета, и Донченко ничего придумать не смог.
Он знал не хуже других, что ежедневно после шестого урока все шли во двор и отрабатывали строевой шаг, когда рука идет «вперед до бляхи, назад до отказа». Блях, правда, на ремнях ни у кого еще не было, но было нетрудно представить, где она должна быть.
– Ясно, что скверный преподаватель, – причитал Мымрин. – А в газетах еще писали, что в спецшколу назначены лучшие педагогические силы…
– Не ной, Гришка! – Майдан старался не смотреть в жующий рот. – Давай лучше я помогу тебе по алгебре. Все очень просто…
– Без тебя разберемся, – отрезал Мымрин. Он кусал бутерброд аккуратно, красиво и рассматривал ровные полукружия, которые оставались на куске. Такие следы остаются после штамповки.
Майдан помрачнел, но предпринять ничего не успел, потому что по школе гулко разнеслись звуки рынды. Окончилась большая перемена.
Глава 3 ПЯТЬ МИНУТ ТРАВЛИ ДЛЯ СПЛОЧЕНИЯ КОЛЛЕКТИВА
Мост Лейтенанта Шмидта последний на Неве. Он несет на выпуклой груди бесконечный пунктир автомашин и трамваев.
Аркашке Гасилову всегда казалось, будто мост стоит между городом и океаном и красуется чугунной решеткой с хвостатыми морскими конями. Только египетские сфинксы у Академии художеств видят, как шесть мостовых быков могучей эскадрой режут волну. Быки движутся навстречу реке строем фронта, и за кормой гранитных кораблей бурлят и пенятся параллельные кильватерные струи.
– Верно, похоже, – согласился Димка, когда Аркашка Гасилов поделился с товарищами своим открытием.
Гасилов посмотрел на Димку с благодарностью. А Тырва только хмыкнул и ничего не сказал. Тырва вообще высказывался в самых необходимых случаях. Но Аркашке показалось, что хмыкнул он одобрительно, и, решив, что смеяться никто не будет, попросил прочитать предупреждение, написанное масляной краской на каменных отвесах набережных.
Многометровые буквы издавна примелькались горожанам.
«Якорей не бросать!»
Аркаша почти верил, что это специальный лозунг для моряков, чтобы корабли не стояли долго в портах, а поскорее отправлялись в плавание.
– Посмотри лучше на крейсер, – не согласился Майдан. – Видишь цепи? Стоит себе на якоре, и на твой лозунг ему плевать.
– Положим, не на якоре, а на бочках, – уточнил Раймонд.
– А бочки так плавают? – настаивал Димка. – Все равно на якорях. Зачем ты, Аркашка, выдумываешь глупости?
– Глупости? – Гасилов даже задохнулся от возмущения. Ему было непонятно, зачем Димке понадобилась спецшкола и вообще море, если он ничего этого не видит?
Каждый день после строевых занятий ребята отправлялись к Неве. Только Мымрин сразу уезжал домой. Он решил доказать Михаилу Тихоновичу, что «плохо» – отметка не для него, и превратился в зубрилку.
Нева плескалась у ног, распространяя пряный запах прелых водорослей. С верфей доносился стук пневматических молотков. А фарватер реки плавно поворачивал, и взгляд путался в поросли портальных кранов на обоих сомкнутых берегах.
Толчея деловитых буксиров как будто раздвигала перед Аркашкой водную гладь, откуда начинался путь в заморские страны.
«Неужели Димка ничего не видит?» – поражался Гасилов. Ему очень захотелось раскрыть глаза одноклассникам. Для этого существовал только один способ. Стихи. Замечательные морские стихи, которые, кроме Аркашки, наверняка никто не знал:
Слабый ищет покой, сильный – жизни большой,
Солнце – волн в золотом янтаре,
Парус – ветер прямой, сердце – зыби шальной,
Корабли – свободных морей!
Гасилов читал с выражением. Но ребята стихов не оценили.
– Сам сочинил? – ревниво осведомился Бархатов.
– Нет, – честно признался Гасилов. – Если бы я так мог! Это стихи Бориса Смоленского. Он научил меня вязать морские узлы и сам учится на штурмана дальнего плавания.
«Пожалуй, не врет, – успокоился Бархатов, снисходительно оглядев щуплого Аркашку. – Такое мог написать только бывалый человек. А этот?.. Даже ругаться не может. Скажет слово – и сам покраснеет».
– Девчонкам должно понравиться, – сказал Бархатов. – Перепиши их на бумажку для Жанны.
– Какой Жанне? – удивился Раймонд.
– Его сестре, – кивнул Лека на Антона Донченко. – Помнишь, которая еще хотела в спецшколу пролезть?