Основной аргумент против принятия структурированного биографического анамнеза покоится на том основании (предположении), что как таковая эта процедура не аналитична. Нацеленные вопросы и бессознательное давление аналитика с целью получения возможно более полной биографической картины вызывают высокую степень самоконтроля, который мгновенно загоняет пациента в сферу сознания, лишая его возможности манифестировать бессознательный материал. Соответственно, с самого начала складывается неблагоприятная ситуация для проведения анализа, которая может разрушить структуру специфически аналитического взаимоотношения во всем многообразии его проявлений. Практически, скажем, в Берлинском Неопсихоаналитическом институте, «структурный анамнез» состоит из двух-трехчасового интервью, запись которого укладывается в четыре-восемь машинописных страниц. Этот анамнез состоит не только из субъективной автобиографии, но включает описание данных о других значимых людях и данных о социальном развитии, а также поведение и опыт интервьюируемого в области различных побуждений и самого описания ситуаций, в которых субъект искушался, и где он (она) потерпел фиаско, приведшее к решению искать терапии. Как правило, самые серьезные проблемы связаны с этой процедурой. Пациент, страдающий от невроза, и впервые пришедший к аналитику, обычно в высшей степени взволнован или пребывает в напряженном состоянии и, соответственно, уже находится в чрезмерно стрессовом состоянии, чтобы поставлять большое количество точных и релевантных фактов. К тому же, весьма значительные ляпсусы, упущения, погрешности, ошибки, и искажения памяти присутствуют в каждом случае. По собственному опыту могу сказать, что большинство данных, полученных в структурном анамнезе, исправляются самим пациентом в процессе анализа, и второй анамнез, составляемый в заключение успешного курса аналитической терапии, может часто представлять картину, абсолютно противоположную полученной вначале. Вот два примера.
Тридцативосьмилетний пациент, страдавший от паро-ксизмальной тахикардии, был послан ко мне из клиники, где был проведен структурный анамнез. Первый приступ случился во время оперного спектакля — оперы Моцарта «Волшебная флейта», и пациент мог вспомнить то место в опере, во время которого начался приступ. Это был пассаж во втором акте, когда королева ночи поет арию «Отмщение Ада кипит в моем сердце» и дает кинжал в руки своей дочери Памины с обязательством, что она убьет Сарастро. В комбинации с некоторыми генетическими фактами и компульсивными (навязчивыми) чертами, которые имел пациент, первый интервьюер определил его болезнь как «агрессивную проблему господствующей невротической ком-пульсивной структуры» (aggressive problem of predominantly neurotic compulsive structure). Но только приблизительно после восьмого аналитического часа выяснилось, что этот приступ не был первым. Перед этим было два других приступа, которые пациент подавил и которые более ясно высвечивали действительную проблему, более впечатляюще проявившуюся в обстоятельствах первого приступа. Более того, обстоятельства первого приступа раскрывались только постепенно, в течение нескольких аналитических часов, когда стало возможно к ним подобраться. В той ситуации, которая первоначально запустила его сердечные симптомы, были вовлечены все последующие элементы. Пациент посещал популярную научную лекцию по сердечным недомоганиям. Во время лекции у него случился первый приступ, и он был вынужден покинуть комнату, когда показали изображение открытой грудной клетки с сердцем. Но в то же самое время другой маленький инцидент имел место, инцидент, который пациент подавил достаточно глубоко: сама лекция имела место в программе дополнительного тренировочного курса, а на этом курсе участником была одна женщина, в которую наш пациент, как он сам это понял, влюбился впервые в жизни. Он совершил, хотя и очень скромные, попытки сблизиться с ней и с очевидностью выстроил иллюзорную фантазию, что не будет ею отвергнут. Именно на том месте в лекции, где были запущены сердечные симптомы, его сосед прошептал ему, что эта молодая женщина совершила помолвку с кем-то как раз накануне. После тщательного расспроса выяснилось, что вначале пациент сказал себе, что эта женщина была для него не столь уж важна, и только когда он услышал о ее помолвке, он по настоящему осознал, насколько сильно он влюбился в нее. Верно, пациент имел некоторые компуль-сивные характеристики, но центр его невроза (что все более отчетливо выяснялось в процессе его анализа) лежал в положительном материнском комплексе, в тесном психическом и физическом симбиозе мать-дитя, который сохранялся в бессознательном и сопровождался суровыми беспокойствами по поводу отделения. Так как это была, главным образом, проблема взаимоотношения на депрессивном уровне, и сама проблема агрессии лежала скорее в его неспособности освободить себя от необходимости быть быстро поддержанным материнской фигурой. Между первым и вторым приступами (который последовал через цве недели) и третьим приступом на «Волшебной флейте» прошло время, в течение которого действительные внешние обстоятельства пациента изменились, — период, который конечно, всегда играет значительную роль в суждении о данной ситуации соблазнения или провала.