– Вот поэтому, – Морозов вперил в собеседницу уничтожающий взгляд, – мы сделаем все, чтобы сохранить эту маленькую тайну. И не позволим единственному недоразумению разрушить наши жизни и пошатнуть престиж России.
– Да что ты заладил с этим престижем?! – Казарина и сама стала закипать от непрошибаемой бесчувственности начальника. – Ну, проиграли мы Луну – и что, все умерли?
– Смотря как посудить. Той страны, что билась с янки за спутник, вскоре не стало. Может, это просто совпадение, – Морозов большим пальцем подбросил печенье к потолку, точно монетку. – А может, нет. Лично я проверять не хочу. И не собираюсь войти в учебники как трус и паникер, опозоривший Родину из-за какой-то зиготы! Поэтому настоятельно советую не рубить сгоряча. Пройдет неделька-другая – и там видно будет, стоит ли беспокоиться, или же проблема высосана из пальца.
***
Позавтракав в гордом одиночестве, майор направился в командный отсек – помещение в половину кубрика с массивным выгнутым дугой пультом перед обзорными иллюминаторами. Сразу за ними находился шлюз, ведущий в похожий на грушу спускаемый модуль. Низ «груши» занимал иссиня-черный керамический экран – защита от перегрева в плотных слоях. А верх – стыковочный порт с кольцами парашютов, крайне полезных в разреженной, но все же атмосфере Марса.
Из отсека предстояло следить как за посадкой, так и за последующим взлетом, поэтому здесь находилось одно из немногих кресел, чтобы оператор случайно не отлетел от приборной панели в самый ответственный момент. Комбинезон крепился к сиденью банальными липучками, надежно фиксируя марсонавта и в то же время позволяя встать при первой необходимости.
Морозов это кресло очень любил, хотя до выхода корабля на орбиту в нем не было никакого смысла. И все же оно давало почувствовать себя если не царем на троне, то, по крайней мере, высоким начальником. И прежде чем включить микрофон внутренней связи, Борис поудобнее уселся, потянулся и хрустнул пальцами.
– Аня, загляни в пультовую. Есть разговор.
Михальчук явилась почти сразу. Во всем, что не касалось неприятных сюрпризов, к ней не придраться. Спокойная, точная, исполнительная – прямая противоположность лихому и непомерно смелому Титову. Девушка-пай, рядом жиган и хулиган… Да уж, стоило догадаться об этой парочке пораньше. Прозорливость – незаменимая черта вожака.
– Звали, Борис Федорович? – робко пролепетала инженер, зависнув у люка.
– Звал, звал, – Морозов выдавил кривую улыбку. – Да не трясись так, ругать не буду. И за прошлый раз извини – не стоило тогда орать. Но сама понимаешь, такие новости…
– Простите, – она отвела взгляд и заправила за ухо короткий медно-рыжий локон.
– Я вот о чем хочу спросить, – майор выдержал паузу, присматриваясь к подчиненной, как следователь – к преступнику. – Хоть это и личное, но я должен знать обо всем, что происходит на борту. Во избежание всяких… эксцессов. Понимаешь?
– Д-да, Борис Федорович, – если бы Аня могла, то провалилась бы сквозь пол прямо в вакуум.
– Отлично, – мужчина снова помолчал, наслаждаясь безраздельной властью и чужим страхом. – Тогда скажи, как давно у вас все началось?
– Еще в центре подготовки, – на скулах выступили алые пятнышки не больше ногтя размером – краснеть в невесомости не так-то просто из-за оттока крови. – Мы встречаемся около года. Разумеется, тайком.
– Ведь если бы об отношениях узнали, то не взяли бы вас в полет, – Борис ухмыльнулся, про себя радуясь тому, как легко удалось раскусить девчонку.
– Да.
– И как, в этот раз все серьезно? – в голосе скользнула едва скрываемая ирония. – Или ты – очередная подружка нашего бравого летуна?
– Нет! – Михальчук вскинула голову. – Мы любим друг друга! И поженимся сразу, как вернемся.
– Что же, – мужчина с недоверием хмыкнул. – Тогда могу лишь порадоваться за Титова. Наконец-то он остепенился и взялся за ум, а то совсем пропал бы парень.
– Вы это о чем? – несмотря на старания, инженер не совладала с тревожным любопытством.
– А он тебе не рассказывал? Ну да, таким обычно перед мужиками хвастают… В общем, Захар такой же первоклассный пилот, как и бабник. Ни одной юбки раньше не пропускал. И порой влипал в серьезные неприятности из-за слишком частых и не слишком разборчивых романов. Его чуть не отстранили – причем дважды, но тогда все нюансы удалось замять. Хорошо, что теперь эта морока в прошлом.
– Я… – Михальчук окончательно растерялась, – ни о чем таком не слышала.
– Потому что ты – единственный гражданский спец на борту. И поступила в центр прямиком из аспирантуры МГУ. Мы же из немного других буковок – ВКС, а служилый люд все о своих знает… Да ты не бери в голову, – он махнул рукой и откинулся на спинку. – Кто по молодости не чудил? Себя вспоминаю – уши от стыда горят! Просто хотел убедиться, что Захар не охмурил тебя, чтобы потом бросить, как прежних пассий. А раз все добровольно и честно, то и вопросов больше нет. Удачной вахты.
***
– Да как ты можешь ему верить? – гудело из-за переборки. – Он сказал это, чтобы нас рассорить!
– Значит, майор врет? – Аня в одночасье превратилась если не в разъяренную львицу, то в разъяренного котенка, а эти зверьки тоже могут доставить немало хлопот.
– Ну…
– Что – ну? Врет или нет?!
– Зай, да то когда было! Кто по молодости не чудил?
Девушка приготовилась выстрелить новой порцией обвинений, но осеклась на полуслове. И лишь тогда услышала стук в переборку.
– Эй, голубки! – прикрикнула Казарина. – Потише можно? Ночь на дворе!
Спутники извинились и замолкли, но отдохнуть Карине так и не удалось. Стоило влезть в мешок (а без ощущения спиной чего-то твердого спать в невесомости весьма некомфортно), как вместо долгожданного сна пришло полузабытое и старательно утрамбованное на дно разума воспоминание. Иногда Карине казалось, что мозг запоминает вообще все подряд, но большую часть не использует за ненадобностью. Либо старательно прячет то, что вызовет слишком сильную боль. Но стоит хоть как-то всколыхнуть этот тайник, хоть чем-нибудь задеть – звуком, словом, запахом – и все вылетит наружу, точно снаряд из пушки.
– Очнись, тебе всего восемнадцать! – прозвучал как наяву голос матери. – Какая семья, какие дети?
– Сперва получи образование, – поддакнул отец. – Мы хотим, чтобы ты пошла по нашим стопам. А с такой обузой точно ничего не добьешься.
– Но это мой ребенок! – в слезах выкрикнула конопатая девчонка с мягким нежным личиком – полной противоположностью высеченной изо льда маски.
– Ребенок – это якорь. Сначала не даст сдвинуться с места, а затем утянет на дно.
– К тому же, с точки зрения медицины, это еще просто сгусток клеток.
– Вот-вот. Потом нового сделаете – и по уму, а не абы как. Сейчас в ранних родах нет никакой нужды. А бесплодие от аборта – миф. Не вешалкой же его выковыривать будут, выпьешь таблетку – и все пройдет.
– И чтобы этого подонка я больше не видел.
– Но мы любим друг друга! И хотим пожениться!
– Ты совсем с ума сошла?! Сначала выбейся в люди, встань на ноги, а уж потом думай о детях. Я тебя в тридцать родила – и ничего страшного.
– Но…
Ссора продолжилась бы и дальше, но тут отсек озарила красная аварийная лампа, а по ушам ударил пронзительный визг сирены. Причину тревоги долго искать не пришлось – достаточно взглянуть на дисплей терминала, куда дублировались все системные сообщения. И первое, что увидела медик – мерцающий значок радиационной угрозы. Неужели движок пробило? Но тогда доза была бы куда выше, а тут фон как в среднем по космосу. Но датчики уловили бы его лишь в одном случае…