Из ворот Храма она вышла одна, а увидев меня у лестницы, ведущей вниз к парковке, даже слегка приостановилась. Всегда считал, что у нас с ней очень хорошие отношения, тогда как же ей сейчас хреново, если она удивлена и неуверенна при взгляде на меня.
– Асока, постой, – вылетел из Храма Скайуокер. – Нам нужно поговорить!
Блин, она даже не обернулась сразу, лишь ниже опустила голову, продолжая идти. Только когда ее догнал Избранный, девочка остановилась и, бросив на меня взгляд, повернулась к нему. Стояли не то чтобы далеко, но и разговаривали довольно тихо, да и не пытался я что-либо услышать. Вот уж во что мне не хочется влезать, так это в данный конкретный разговор. Но не судьба.
– Дакари! Ну хоть ты ей объясни!
Крик души, не иначе. Что ж, пойдем, побеседуем.
– Привет, Шпилька, – подошел я к ним.
Слабый кивок от девочки, вот и все, чего я удостоился. Даже не посмотрела на меня. То ли я в чем-то провинился, то ли ей стыдно.
– Она хочет уйти из Ордена, Дакари, объясни ей, что это ошибка.
– Оу, – помолчал я, глядя на девочку. Хм, судя по ощущениям в Силе, никаких негативных эмоций в мою сторону она не ощущает. А так…
– «Оу»? И это все?
– Скайуокер, – перевел я на него взгляд. – Как ты думаешь, что я тут делаю?
– Ее ждешь, видимо, – ответил он, слегка раздраженно. – Стоп. Ты ведь не мог знать, что она… – замолчал он.
– Слишком очевидный итог, – вздохнул я, вновь глянув на молчащую девочку. Только на этот раз она все же подняла на меня взгляд. – Либо недоверие к Ордену, либо к себе.
– Я должна, – заговорила, наконец, Шпилька, – разобраться в себе.
– Ты ни в чем не виновата, ученица. В чем тут разбираться?
– Если даже Совет… – начала она, но была прервана Скайуокером:
– Имеет право на ошибку. Великая Сила, да никто из них даже не знал тебя толком.
– Ты, правда, не понимаешь, Скайуокер?
– Да что тут понимать? Да, все сложно, но уходить из Ордена, – он аж руки в стороны развел от переполнявших его эмоций.
– Если тебя назвали тупой бантой, – начал я ему объяснять, – дай обидчику в морду. Если назвали опять – сломай ему колено. В третий раз можешь вообще все кости переломать. Но если даже после этого тебя продолжают так называть – вставай на четвереньки и иди пастись, ибо ты и есть тупая банта. Недоверие Шпильке выказали слишком многие и слишком уважаемые разумные, чтобы она не задумалась: «А так ли со мной все нормально?» Наша малышка, – положил я ей руку на голову, – слишком ответственная и добрая. Представь, что у тебя есть очень дорогой человек, но все вокруг говорят, что ты чудовище, которое однажды сорвется и убьет его. Все. Говорят. Одно. И то же. Тут волей-неволей задумаешься: «А не держаться ли мне подальше от него?» Хотя бы пока не получится разобраться в себе и удостовериться, что все это ерунда.
– Я… понимаю, – выдавил из себя Скайуокер. – Но… Прости меня, Асока, – прикрыл он ладонью лицо. – Прости.
– Не надо, Энакин, – погладила она его по плечу. – Все нормально.
– Выше нос, – усмехнулся я. – Никто ведь не говорит, что Шпилька уходит в самоизгнание. Никто не запрещает нам видеться.
– Да при чем здесь это? – произнес Избранный устало.
– При том, что Орден – не центр галактики, – ответил я иронично. – И она не вертится вокруг него. Пока мы живы, возможно, что угодно. Главное, не забиваться в угол.
Помолчали.
– Ты прав, – нарушил тишину Скайуокер. – Абсолютно прав. Шпилька, – запнулся он. – Я понимаю тебя. И твой выбор понимаю. Сейчас мы разойдемся, но обещай, что завтра-послезавтра мы встретимся. Я не буду тебя переубеждать, но о будущем поговорить надо.
– Обещаю, – кивнула Асока.
– Все, – сказал Энакин, прикрыв глаза и глубоко вздохнув. – Расходимся. И, Дакари, спасибо.
– Всегда пж, – пожал я плечами.
– Что? – удивился он.
– Пожалуйста, Скайуокер. Всегда пожалуйста.
– «Пж», – покачал он головой. И не говоря больше не слова, развернулся и пошагал обратно в Храм.
Понаблюдав за его спиной, повернулся к Асоке.
– Что-то мне подсказывает, что ты не собиралась меня предупреждать о своем уходе, – на что девочка опустила голову. – Я ничего не говорю о твоем выборе – он только твой. Но просто взять и пропасть, не предупредив меня? – теперь, она еще и замялась. – Я каждый долбаный год отправляю детей на войну. Каждый, мать его, год смотрю им вслед. Думаешь, я не волнуюсь за них? Неужто было так трудно предупредить и попрощаться? По-твоему, я просто махнул бы рукой на твою пропажу? А, лучший друг пропал, фигня какая, – тут она совсем уж голову в плечи втянула. – Знаешь, что самое паршивое? Не смотреть, как они уходят, и даже не сообщение об их смерти, а вообще никаких сообщений. Тревога нарастает каждый месяц, потом каждый день, а потом приходит понимание, что они мертвы. И тишина.