И все-таки она удержала контроль. Она скользнула своим разумом в разум Фага, отыскивая в нем хоть какую-то слабость — но ничего не нашла. Он не боялся боли и не ведал страха. В его памяти не было ни любви и доверия детеныша к своей матери, ни радостной готовности подчиниться Королеве улья, ни даже стремления организовать мир в соответствии с Планом. Это существо действительно было совершенно — совершенно в своем стремлении убивать.
Разрывая контакт, она чувствовала себя побежденной. Никакого удовольствия, одна только необходимость. И она ударила Фага мощным сгустком энергии, разрушая связи между его атомами и сами атомы, превращая его в стремительно расширяющееся облако раскаленной плазмы…
Нэлл пришла в себя с лицом, мокрым от слез. Ее душа была переполнена ледяной тоской и ощущением собственной никчемности. Не имело никакого смысла цепляться за жизнь, не было смысла в самой жизни. Они все — только случайная пляска атомов, мерзкая копошащаяся плесень в холодном и враждебном мире.
Она открыла глаза и посмотрела в потолок. Отвращение к себе было конкретным до тошноты — и вместе с тем у него не было никакой разумной причины.
Это все сон, подумала она. Ядовитый сон, морок, призванный раздавить и уничтожить. Металлическая тварь когда-то ранила и отравила патрона, а теперь частица этого яда досталась и мне.
Нэлл снова закрыла глаза, колеблясь на лезвии между «я» и «не я» — и будто упала в озеро густого и теплого света, ласкового, как мамины руки. Несколько минут она просто бездумно отогревалась в этом тепле, чувствуя, как вытекает из раны незримый яд, как тают ледяные иглы, впившиеся в сердце, а потом спросила у того, кто был рядом и смотрел на нее изнутри ее разума:
«Учитель, а что это была за тварь, которую ты убил?»
«Фаг, воин-убийца», — услышала она и ощутила — моментальным снимком — цитадель размером с планету, огромный муравейник, подчиненный неумолимой воле и холодному разуму, правящему теми, у кого разума не было вовсе.
«Эта раса не терпит конкурентов и не любит ни с кем договариваться, — полумыслями, полуобразами рассказывал Си-О. — Мы не трогали их, пока они оставались в границах своей планетной системы. Но потом они создали Фагов, совершенных воинов, которые сумели воспользоваться «Станциями» и разослали себя по всем направлениям. Они разрушили несколько колоний и нанесли большой ущерб сразу нескольким расам, очень многих убили… Даже мы не сразу смогли их остановить».
«Но смогли? Фагов больше нет?»
«Рядом с Солнцем — нет, Нэлл».
Дальше слов не было, была полуявь-полусон. Муравейник, разделенный на враждующие кланы, окруженный мертвой бездной межзвездного пространства. Лютая энергия разрушения, направленная вовнутрь. Фаги, ставшие проклятием своих создателей. Никакой внешний враг не мог бы причинить больше вреда этим тварям, чем они сами.
«И они, конечно, так и не поняли, что было истинной причиной междоусобиц, да?»
«Так и не поняли», — ответил Си-О, и Нэлл показалось, что он улыбается.
Она проснулась среди ночи от настойчивого звяканья. Кто-то вызывал ее через «кейки».
— Да, — хриплым со сна голосом ответила она.
— Нэлли. Это правда, что ты согласилась отдать Си-О свой Слепок? — ровно спросил Том.
Нэлл резко села на кровати.
— Кто тебе сказал?
— Правда или нет?
— Правда. Но откуда?..
— Почему ты мне ничего не сказала?
Она глубоко вздохнула.
— Я не хотела, чтобы это влияло на твой выбор. Чтобы это хоть как-то давило на тебя. Том…
Он молчал.
— Том, это только копия.
Он молчал.
— Том, пожалуйста!
— Это не только копия, Нэлли, — тихо ответил он. — Это еще одна жизнь. Множество жизней.
— Но не с нами.
— С нами.
— С другими нами.
— Да, с другими нами. Но разве это важно? Ты не хочешь, чтобы там, в этих жизнях, мы были вместе?
— О Боже, Том! Конечно, хочу! Очень хочу! Но я не хочу, чтобы ты делал это ради меня! Понимаешь? Я не хочу, чтобы ты потом жалел. Такие решения нельзя принимать ради другого человека, только ради себя!
— Я понял, Нэлли, — ласково сказал он. — Ладно, все хорошо. Ложись спать.
— А ты?
— И я сейчас лягу.