Так выяснилось, что все мои чувства обострились и вышли на новый уровень. Похоже, теперь я с легкостью смогу сделать карьеру в парфюмерии или дам фору любому сомелье в способности различить тончайшие оттенки вкусов и ароматов. Мои проблемы с укачиванием на заднем сидении машины или в самолете отошли в прошлое, потому что, по словам доктора Митчелла, мой вестибулярный аппарат теперь выдержит даже полет в космос.
Пожилой ученый не мог сдержать восторга от моих успехов. Несмотря на явную усталость от переработок, Альберт Митчелл прямо-таки кипел энергией. Однако со временем энтузиазм доктора все чаще сменяли озабоченность и беспокойство. Особенно когда дело коснулось новых возможностей моей нервной системы.
Оказалось, что моя чувствительность распространяется не только на обычные раздражители вроде запахов, вкусов, света, тепла и холода. Я начал ощущать течение электричества и магнитные поля в оборудовании. Куски металла или пластика превратились для меня в гудящие и пульсирующие источники жизни. Но еще больше мы с доктором Митчеллом удивились, когда в полностью изолированной комнате я начал ощущать токи в себе и входящих в комнату людях. А после пары часов медитации почувствовал другие яркие источники снаружи, оказавшиеся остальными испытуемыми.
Нас начали тестировать совместно и обнаружили, что мы не только ощущаем друг друга, но даже способны почувствовать чужие эмоции. Когда Марта колола палец иголкой или сжимала кубик льда, я с удивлением вздрагивал от ее ощущений. Но до Финна мне оказалось далеко: парень показал себя натуральным экстрасенсом, чье восприятие накрыло практически весь исследовательский центр. Во время одного из тестов Финн вдруг покраснел и стал отвлекаться, а когда его начали расспрашивать, сказал, что на втором этаже в соседнем корпусе занимаются сексом. Доктор Митчелл конечно же бросился проверять эту информацию в интересах науки. Вернулся ученый торжествующим, хоть и со свежим фингалом.
Мы здорово сдружились с другими модифицированными в ходе совместных экспериментов и в столовой с удовольствием делились ходом одиночных тестов. Однако Кестутис почему-то был мрачнее тучи, и за очередным приемом пищи поделился своими опасениями.
– К вам тоже перестали пускать близких? – поинтересовался старый литовец.
– У меня брат был недели две назад, но он занят на работе, – задумчиво отозвалась Марта.
– Ко мне жена приходила на прошлой неделе, – припомнил я. – А так мы с ней созваниваемся каждый день по видеосвязи.
– Родители давненько не приезжали, – вздохнул Финн. – Но это ничего. Им далеко сюда ехать и очень дорого. Надо бы с ними списаться.
– У меня нет никого, – буркнул Влад, когда на него посмотрели остальные.
– А мой внук сегодня пытался прийти, но его завернули на проходной, – сказал Кестутис. – Сказали, что старый пропуск недействителен.
– Вы говорили с Митчеллом? – спросил я.
– Да. Он сказал, что процедура изменилась. Могут потребоваться новые документы.
– Надо уточнить у него. Хорошо, что вы сказали. Может, и Лизе понадобится переделывать пропуск.
– Ага, я тоже спрошу, – подключилась Марта. – Было бы здорово познакомить наших родных и создать какой-нибудь общий чат.
Затем девушка посмотрела на загрустившего Влада и добавила:
– И вообще, надо обязательно обменяться контактами! Будем дружить и после исследований!
Все одобрительно загудели, а Кестутис крякнул и поднял стакан с компотом.
– По такому поводу не грех и чокнуться! Как выпишемся, приглашаю всех в мой домик на берегу озера Укояс. Ну, за дружбу!
– За дружбу!
***
– Что-то Финна давно не видно, – обеспокоенно произнесла Марта, поправляя конструкцию из обручей на голове.
– Пожалуйста, не трогайте шлем! – вскричал один из ассистентов в форме свекольного цвета. – Приборы очень чувствительные!
– Влад тоже сегодня на завтрак не пришел, хоть у нас должен был быть в одно время, – проворчал я.
С момента последней встречи нашей группы в столовой прошло уже несколько дней. И за это время мы ни разу не собрались в полном составе. Еще одной странностью стало исчезновение людей в форме салатового или горчичного цветов. Основных сотрудников в бежевом тоже по большей части заменили люди в одеждах темно-бордового или, как я его называю, свекольного цвета.
График стал всерьез напоминать ненормированный рабочий день. Особенно учитывая, что даже наше время сна активно мониторится специалистами. Еду все чаще приносят прямиком в мою комнату, поэтому пересечься на совместных тестах с другими подопытными уже считается удачей. И даже пожаловаться невозможно: доктор Митчелл теперь редко присутствует на испытаниях, а неразговорчивые ассистенты лишь вежливо обещают передать наши слова ученому «как только он освободится».