— Это я учел, — заметил деловито Эммануил Исаакович. — Ну, украдет сто — двести рублей, но он нам вполне окупится: зато будет работать как следует.
— Если он хороший работник, платите ему сто — двести рублей лишних, но чтоб без всяких арапских штук и не крал!
— Это невозможно. Все равно будет красть. Надо идти на это сознательно.
— Раз так, — рассердился Праскухин, — так гоните его в шею к чертовой матери. Нам таких не надо. У нас социалистическая стройка. Арапские методы хороши при капитализме.
Эммануил Исаакович при упоминании о социалистической стройке, социализме немедленно увядал. Глаза тускнели, а на лице появлялось выражение почтительной скуки.
Праскухин давно это заметил и сейчас строго сказал:
— Мне кажется, Эммануил Исаакович, что вы плохо верите в то, что мы действительно строим социализм. Вам, наверно, кажется, что это не серьезно. Так просто, разговоры. Болтовня. Запомните раз и навсегда! Мы строим социализм. У нас не просто стройка, а социалистическая стройка. И кто плохо в это верит, тот никогда не будет хорошо работать.
Эммануил Исаакович встал, с достоинством произнес:
— Александр Викторович, судя по вашему тону, мы с вами навряд ли сработаемся.
— Если вы не откажетесь от старых навыков, то никогда не сработаемся! Об этом надо прямо сказать.
— Тогда разрешите, — выговорил с болью Эммануил Иссакович, тряся головой, — меня больше не считать сотрудником «Книга — массам!».
— Вам виднее, — заметил спокойно Праскухин, убирая со стола бумаги.
Эммануил Иссакович ушел обиженный. Его поражало жестокое хладнокровие Праскухина. При таком недостатке работников он швыряется преданнейшими сотрудниками. Идея проекта принадлежит Эммануилу Исааковичу. Он весь организационный период вынес на своих плечах. «И вот вам — благодарность! Вот как меня ценят!..». Недаром его предупреждали, что Праскухин груб.
Александр Викторович уже по дороге к Кузьмину подумал: если Эммануил Исаакович так легко мог отказаться от сотрудничества, то, значит, это дело ему не дорого. Если так, то не жалко. А если «Книга — массам!» действительно ему дорога, то ничего — вернется.
Праскухину открыла дверь жена Кузьмина.
— Ваня дома? — спросил он громко.
Она тревожно посмотрела на Александра и сообщила шепотом, что ее муж очень болен, и заплакала.
Праскухин сразу стих, на цыпочках вошел в комнату к больному. То, что он увидел, его страшно поразило. На кровати лежал восковой силуэт прежнего Вани Кузьмина. Небритая кожа стянула лицо; усталые руки поверх одеяла.
— Садись, — сказал тихо больной и печально, как-то одними белками, посмотрел на Александра.
Стоящая у дверей жена, уронив голову, плакала.
— Оставь нас, Феня…
Когда она ушла, больной рассказал, что у него язва желудка. Два раза оперировали, но безрезультатно. Он ничего не может есть. Долго лежал в больнице. Но вот уже неделя, как дома.
— В больнице надоело. И ни к чему это… Да и врачи не скрывают.
Праскухин начал торопливо говорить о том, что, возможно, врачи ошибаются… Потом, язва излечима — он читал об этом… Больной скривил губы в улыбку. Александру стало совестно.
— Я за время болезни прочел уйму медицинских книг. Так что мне все известно… Плохи мои дела… Видишь, как… — грустно сказал Кузьмин. — Ну, а как ты, Саша?
Праскухин очень подробно рассказал ему идею «Книга — массам!».
— Я шел сюда специально затем, чтобы договориться с тобой о работе, — закончил он. — Пошел бы, Ваня?
— Пожалуй, да, — вздохнул больной.
Наступила тишина. Слышно было всхлипывание жены в соседней комнате.
— Все время плачет, — раздраженно сказал больной. — За ней это водится — нытье и вечная панихида.
Праскухин почувствовал, как у него самого навертываются слезы.
— Пойду покурю, — сказал Александр. Ему хотелось выйти из комнаты, успокоить плачущую женщину.
— А ты здесь покури, — предложил Кузьмин.
— Могу потерпеть.
— Кури, Саша! Я бы и сам закурил, но ни одной затяжки не выношу: рвет… Что ж ты молчишь? Рассказывай, что слышно? Кого видишь?
Праскухин пожаловался, что не хватает работников.
— Ты знаешь, — сказал Ваня, — у меня есть на примете талантливый химик… Ну-ка, открой шкаф, достань из пиджака записную книжку: там записан его телефон… Я его знаю по Стеклофарфортресту. Беспартийный, но преданный нам человек.
Праскухин записал себе адрес химика.
— Еще кого-нибудь не порекомендуешь?