— Надо вспомнить… А отдел кадров разве не присылает?
— Присылает, но, во-первых, сам знаешь, этого недостаточно. И потом, хочется какое-то ядро сколотить особенно надежных.
Праскухин рассказал о профессоре В. и об Эммануиле Исааковиче.
— Перед уходом к тебе поругался с ним. Пристал, что нам нужен хороший арап.
Кузьмин улыбнулся.
— Он не плохой работник, — продолжал Праскухин, — но каждый раз с ним одна история. В нем очень живучи навыки старого хозяйчика. Вот и сегодня: «Нам нужен арап. Арап все достанет», — и Александр представил Эммануила Исааковича.
Кузьмина это смешило.
— Поскобли меня, Саша, — сказал он неожиданно, потрогав усталыми пальцами заросшую шею.
Праскухин охотно согласился его побрить. Направил бритву, намылил впалые щеки. Изображал развязного парикмахера: «Вас не беспокоит?» Когда он брил подбородок, тепловатый, нехороший запах изо рта больного напомнил о смерти. Праскухину стало невыносимо жаль Кузьмина. Молча добрил его.
Больной посмотрелся в зеркальце.
— Спасибо, — сказал он. — Терпеть не могу шершавости… Даже как-то легче стало… Ко мне заходят товарищи… бреют…
Александру дольше оставаться было тяжело.
— Я пойду, — сказал он. — Тебе ничего не надо?
— Нет… Мне ничего не нужно… Но вот что… Прикрой-ка крепче дверь…
И Кузьмин сказал, что после его смерти у него останутся двое ребят. Девочки. Надо последить, чтоб дети выросли коммунистами.
— На жену не надеюсь… Кто ее знает… Я об этом еще кой-кому говорил, вот и тебя прошу, Александр…
— Обязательно, Ваня… Но зря ты это… У тебя организм здоровый… Язва рассасывается… Я знаю много примеров…
Праскухин чувствовал, что говорит глупости и что ни одному его слову Кузьмин не верит. Больной с грустным презрением, одними белками посмотрел на Александра.
Праскухин пожал влажную руку Вани.
Он пришел домой совершенно расстроенный. Его душили слезы. Александр прислонился к стенке, зажав рукой глаза.
Он не слышал, как в полуоткрытую дверь вошла Нина. Ее поразило отчаяние в фигуре Праскухина. Она испуганно приблизилась к нему, коснулась вздрагивающего плеча.
— Александр Викторович!.. Праскухин!..
Он обернулся и, по-ребячески всхлипывая, сказал:
— У меня товарищ умирает. — Не глядя на Нину, он угрожающе добавил: — Подлая смерть! Вот еще с кем нам предстоит бороться!
Нина смотрела на него зачарованная. Ей хотелось сказать ему что-то очень нежное, но ни слова не могла выговорить. Сдавило горло, и она почувствовала слезы.
— А почему вы плачете, Нина? — спросил Праскухин.
— Я… так… Я очень устала. То есть я не то хотела сказать.
С Праскухиным Нина себя чувствовала умней, значительней и уверенней. Это сказывалось на работе в фабзавуче, на заседаниях художественного совета ситценабивной фабрики — во всей Нининой жизни.
Им никогда не было скучно.
— Вы мне представлялись положительным героем… из театра МГСПС… Я вас боялась. А сейчас совсем не боюсь.
— Этаким железобетонным передвигающимся памятничком?.. Да? Смешно!.. А вы мне, Нина, вначале показались немного ненатуральной…
— Как это?
— Вот так: неестественно улыбались, умничали.
Нина смутилась.
— Не краснейте, — продолжал Праскухин. — Я знаю… Вы очень правдивая… Но вот вы часто нападаете на Синеокова, Фитингофа. Правильно. Их надо разоблачать, но не у себя в комнате, как это делаете вы… Фитингофы, Синеоковы имеются не только в искусстве. Они и в Центросоюзе, и у вас на фабрике. С ними надо бороться публично: на собраниях, в печати… А вы почти весь свой запал тратите в комнате. Получается, что вы от них страдаете — и нет никакой возможности бороться с этими Фитингофами. Это же неверно!
— Конечно, неверно!
— Не страдать надо, Нина, а действовать. Драться! Чтоб сломя голову, врассыпную бежали все Фитингофы, Синеоковы. Чтоб они страдали!
— Это верно, — согласилась Нина. — Я сама так думала. Во мне не хватает каких-то винтиков.
— «Винтиков, винтиков», — передразнил ее Александр, нежно улыбаясь. — Дело не в винтиках, мой прекрасный друг, а в том, что вы плохо надеетесь на свои силенки… Вас мучает неуверенность. Вам кажется, что вас не так поймут. Отсюда отчасти ненатуральность. Отсюда и ваши поиски сильного человека. Сильный человек все сделает. А вы что? «У меня винтиков не хватает…». Вы сами, Нина, должны быть тем сильным человеком. Слабых бьют… Вот, — сказал он внезапно. — «Книга — массам!» здорово очистит жизнь от приспособленцев, вульгаризаторов и мрачных идиотов.