— Да, — сказал он громко, нагло шагая по комнате, — в Москве не знают того, что делается на местах. Многие забыли интересы рабочих. Заткнули уши ватой. Уютненько забронировались в мещанских гнездышках.
— Сапожки у вас хороши, только ушки спрячьте, — заметил спокойно Праскухин. — Где получили сапоги?
— В школе пилотов, — ответил неохотно Миша. Он почувствовал себя оскорбленным и поспешил уйти.
Михаил не мог дольше оставаться в обществе Нины и Александра. При встречах с Ниной Миша давал понять, что он обижен. Избегал заговаривать. Она, не чувствуя за собой никакой вины, удивлялась, отчего он злится. Так продолжалось несколько дней. Вечером он сидел в комнате у Нины. Когда зашел разговор о Праскухине, Мишино лицо перекосилось от злобы и он с нескрываемым отвращением сказал, что сановники типа Праскухина его абсолютно не интересуют.
— Это твердокаменные исполнительные чинуши… Сегодня они руководят «Книга — массам!», а завтра их бросят на хлебозаготовки или в Башкирию заведовать скупо-сбытопунктом, — произнес он со злой усмешкой. — Вот и конец карьере!
Нина вспыхнула и взволнованно сказала, что Праскухиных куда ни бросай, они везде останутся полноценными коммунистами.
— Я счастлива, что дружу с Александром. Где бы он ни был — в скупопункте, в Башкирии или в Москве.
— Вы можете их боготворить и превозносить. Ваше дело, — сказал Миша, нервно чиркая спичкой. — Тем более, что тут не обходится без личных чувств.
— Вас это не касается, — заметила Нина. И как можно хладнокровней, с улыбкой произнесла: — Праскухин — главный. Это он — человек в шляпе с пером, как вы любите романтически выражаться, Миша.
— Ну еще бы! — вскочил Миша. — Автомобиль. Важное начальство. Положение. Ясно, он главный.
— Как глупо! — Нина с усталым презрением разглядывала Мишино бледное лицо, трясущиеся губы. — Как это старо и скучно!
Михаил ушел, не попрощавшись. Он вернулся на рассвете пьяным. Ему открыл дверь Праскухин.
Утром, перед уходом на службу, Александр Викторович сказал Мише, чтоб он заказал второй ключ.
— Это будет и вам и мне удобней.
— Могу вас вообще избавить от своего присутствия. Наверно, я мешаю, — заявил Миша. Он еще не вставал. Лежал и курил.
Праскухина удивил неприятный Мишин тон. И то, что Михаил уж второй раз приходит на рассвете пьяным, и то, что он в последнее время ведет себя вызывающе, требовало объяснений.
Александр не любил нудных нравоучительных разговоров, а тут еще он имел дело со взрослым человеком, с комсомольцем.
— Да, — вспомнил он вдруг и грозно спросил: — Почему вы от меня скрыли, что вас исключили из комсомола? Ясно помню — когда только приехали в Москву, то заявили, что вы комсомолец.
— Это вас не касается, — ответил враждебно Михаил и повернулся на другой бок.
После ухода Праскухина Миша перевез свои вещи к Пингвину.
Праскухин уехал на стройку «Книга — массам!» в конце июня.
Нина и Александр стояли на платформе под круглыми часами. Ее мягкая рука сжимала теплую руку Праскухина. До отхода поезда оставалось восемь минут. Вот если б Нина сейчас могла поехать с Александром! Это было бы чудесно. Но она сможет поехать только через месяц. Ее задерживала фабрика, потом необходимо оформить документы для подачи в ИКП. Нина собиралась осенью поступить в Институт красной профессуры на философское отделение.
— Я к вам очень привыкла, Саша. Мне будет грустно, а вам?
— Тоже, конечно. Но месяц — недолго. Вы приедете, Нина?
— Обязательно, мой милый… Я смотрю на тебя, Саша, и думаю, ты намного старше меня, а выглядишь моложе… И как странно! — сказала задумчиво Нина. — Мы жили в одном городе и не знали друг друга… Я — на Мясницкой, вы — на Тверской… Совсем близко — и не знали, что вместе нам будет так хорошо… И сколько еще таких людей, которые не нашли друг друга!
— Когда-то я мельком тоже задумывался над этим… Двигается! Прощайте, Нина!
Александр вскочил на ходу. Он стоял на площадке и махал шляпой. Нина, не сходя с места, кивала ему головой. Затем вытянулась, приставила ко рту ладонь, еще хранившую теплоту праскухинской руки, и звонко крикнула:
— Саша, я скоро приеду!
Дома она нашла записку от Владыкина. Владимир в трогательно-нежной форме просил прийти сегодня вечером: он справляет день рождения. Если Нина не придет, то он страшно обидится.
«В нем легко уживаются грубость и сентиментальность», — усмехнулась Нина.