Высохшей детской рукой раввин отстранил бумаги, приподнялся и, дрогнув бородкой, в отчаянии прохрипел:
— Пошли вон, дураки!.. Дураки…
Закашлялся и умер в наушниках…
В этот же вечер Миша рассказал Елене Викторовне все, что произошло в райкоме комсомола.
— Это черт знает что такое! — разозлилась на Мишу мать. — Как же ты бросил билет? Это ужасно!
— Сам не знаю как, — ответил печально Миша.
— Что ж ты теперь будешь делать? — спросила она испуганно и жалеючи его.
— Ничего, я и без комсомола не пропаду, — ответил Миша и вдруг неожиданно добавил: — Ты еще про меня услышишь, мама… Вот увидишь, — угрожающе сказал он.
Мать ничего не ответила.
«…Посмотрим, — грозил он неизвестно кому. — Мы еще посмотрим!» — думал он угрожающе и стоя у мольберта, и плавая в реке, и вникая в теорию квантов.
В школе и дома Миша себя чувствовал так, будто кругом враги и ежеминутно надо быть начеку. Надо спешить как можно скорей стать сильным.
В это время Миша, как никогда раньше, много трудился. Иногда, отрываясь от книги, он мечтал:
«К нему пришли Ясиноватых и Галузо.
— Мы погорячились, — говорят они, — давай замнем это дело.
— Что вы! — отвечает растроганный Миша. — Я во всем виноват. Разве так можно швыряться билетом? Дайте мне выговор. Строгий выговор с предупреждением, только не исключайте из комсомола.
— Никто и не собирается тебя исключать. Такие образованные комсомольцы, как ты, нам нужны…
— Я все время мучаюсь, — признается Миша. — Я не могу работать… Каждый день собирался в райком, но я боялся, что со мной никто там не будет разговаривать… Во всем виноват я один. Это и социально объяснить можно. Это индивидуализм…
— Брось, Михаил, — перебивает его Галузо, — это я виноват. Мне не надо было тебя подначивать. Давай лапу и помиримся.
— Ну и клоп с вами! — говорит добродушно Ясиноватых…»
Но никто не приходил — ни Галузо, ни Ясиноватых…
Миша прочел на доске объявлений в школе, что состоится открытое комсомольское собрание. В конце повестки дня: «Исключение из комсомола М. Колче. Информация члена райкома т. Ясиноватых». Миша почувствовал, как кожа на лице стянулась и побледнела. Он вернулся домой и заперся в комнате.
«Посмотрим, — грозил он неизвестно кому. — Еще пожалеете… Кто пожалеет? Ясиноватых? Да ему плевать. Он и не думает о тебе… Мы еще посмотрим!.. Кому ты грозишь? С кем ты воюешь? С кем ты сражаешься… Я не воюю. Я не сражаюсь. Я буду соревноваться… С кем? Конкретно — с кем? С Галузо? Это смешно. С кем соревнуешься? Скажи конкретно, с кем?.. С комсомолом… Это глупо, Миша. Это бессмыслица. Можно соревноваться с Галузо, с Ясиноватых, но с комсомолом! Это невозможно! Комсомольцы есть в Чили и в Праге. В Омске есть комсомольцы и в Гамбурге. В Сан-Франциско есть комсомольцы, в Чикаго, в Севилье, и в Лондоне. В Ельне есть комсомольцы, и в Курске, и в Каире. В Месопотамии есть комсомольцы?»
— Конечно, в Месопотамии есть комсомольцы, — сказал вслух Миша, медленно отошел от глобуса и лег на кровать.
«Всюду на земле есть комсомольцы. Они говорят по-немецки, по-французски, по-итальянски, по-китайски, по-японски, по-тюркски, по-грузински. Нет такого языка, на котором они не говорили бы. Как же ты с ними будешь соревноваться? Есть комсомольцы — врачи, инженеры, шоферы, астрономы, химики, физики, слесари, музыканты, философы, летчики, поэты, монтеры, конькобежцы, портные, сапожники, парикмахеры. Ну как же ты с ними будешь соревноваться? Это самые молодые, самые передовые люди на земле».
Миша вскочил с кровати и снова подошел к глобусу.
«В Австралии есть комсомольцы. В Африке есть комсомольцы, и в Монтевидео есть комсомольцы. Где Монтевидео? Вот Монтевидео».
Миша хлопнул ладонью по пузатому глобусу и поспешно вышел из комнаты.
На столе долго еще вертелся одноногий глобус, мелькая голубыми океанами и черными точками. И нет ни одной точки, где бы не было комсомольца.
На кухне Ксения пропускала сквозь мясорубку мясо. Мясо лезло оттуда густой красной лапшой.
— В Монтевидео есть комсомольцы… Я жрать хочу, как зверь, — сказал Миша и прямо от буханки отломил кусок хлеба.
Когда у Миши бывало скверное настроение, он много ел. Сегодня он заходил на кухню уже пятый раз.
— Зачем щиплешь хлеб? Ты бы ножом, — заметила недовольно Ксения.
— В Монтевидео есть комсомольцы, — не слушая ее, бормотал Миша.
Грызя корку хлеба, он вошел в комнату матери.
Елена Викторовна сидела за письменным столиком и аккуратненько переписывала вчерашний протокол собрания безбожников.