Зураб Мурванидзе:
— Я хожу и в студию к Мамонову и в театральную студию, которой у нас руководит режиссер Калининского драматического театра Виктор Шу\ьман. Он преподаст прометеевцам актерское мастерство, дикцию, делает с ними этюды, кроме того, мы читаем пьесы, смотрим спектакли, проводим обсуждения. Так, мы ходили на спектакль «Ситуация», поставленный Шульманом в Калининском театре. Потом на обсуждение «Ситуации» к нам приехал из Москвы автор пьесы Виктор Розов. А молодые артисты Калининского драмтеатра показали в клубе свою экспериментальную постановку пьесы английского драматурга-антифашиста Гарольда Пинтера «Сторож». Спектакль прошел с огромным успехом.
Мы проводим политические вечера, диспуты и просто собираемся вечером в нашем кафе, и ни у кого даже не возникает желания выпить, потому что пьют не для веселья, а от духовной пустоты. К нам приходят и студенты (вице-президентом клуба и моим первым помощником является недавний дисковец из Политехнического института инженер Саша Товбин), и молодые рабочие, и школьники. Двери клуба открыты каждому. Понравилось — оставайся. Вначале нас было трое. Теперь к нам приходят сотни. Разница есть? Я считаю работу в «Прометее» настоящей комсомольской работой. И требую полной самоотдачи от каждого и к себе предъявляю те же требования. Когда я заболел воспалением легких, я все равно приходил вечерами в клуб. Мне говорили: «Ложись». И я лежал вечерами, но в клубе. Для каждого прометеевца клуб — как дом.
Игорь Зайцев:
— Ординарный железнодорожный клуб с ограниченными средствами и штатом с приходом прометеевцев преобразился. У меня ведут занятия член центральной эстетической комиссии при Союзе художников СССР Дмитрий Мамонов, профессиональный театральный режиссер Виктор Шульман, к нам приезжают из Москвы известные писатели, И все — бесплатно, представляете? А знаете, как в конце прошлого года прометеевцы провели вечер, посвященный очередной годовщине освобождения города от фашистских захватчиков? Зал оформили талантливые художники, на сцене выступали артисты Калининского драмтеатра. В тот же день прометеевцы прошли в торжественном факельном шествии к обелиску Победы и там у Вечного огня триста молодых калининцев дали клятву верности партии, делу коммунизма. Я счастлив, что познакомился с Зурабом Мурванидзе, Дмитрием Мамоновым и их друзьями.
Зураб Мурванидзе:
— Когда делаешь что-то хорошее, доброе, сам становишься богаче. Я люблю дарить. Дарю, например, все свои чеканки. Даже если совершенно незнакомому человеку моя работа понравилась, я говорю ему: «Возьми».
Дмитрий Мамонов:
— Чтобы наш город стал городом высокой культуры — а лозунги, призывающие к этому, висят на всех улицах, — мало приучить людей бросать окурки в урны — надо обогащать духовную атмосферу, думая прежде всего о молодежи. К этому мы и стремимся.
Зураб Мурванидзе:
— Не подумайте только, что все у нас идет легко и гладко. Много внутренних трудностей, чисто организационных. А за пределами клуба мы сталкиваемся со скептиками, которым каждый раз приходится доказывать общественную пользу «Прометея». Но для молодежи нашего города встречи в «Прометее» уже становятся необходимостью.
Ю. ЗЕРЧАНИНОВ
В. Крапива, Ю.Макаров Дневник абитуриента
Рисунок Л. ЦЫКУНА.
Пора нам выбрать ребенку путь в жизни! — сказал папа.
— Может быть, ему стать врачом?.. — предложила мама.
— Почему он не может быть, как дедушка, педагогом? — спросила бабушка, которая всю жизнь свято верила, что дедушка был педагогом.
— Ребенку нужна настоящая специальность, — отпарировала мама. — С его данными он может быть артистом.
— Только клоуна в доме не хватало, — сказал папа и пообещал: — Поступишь — куплю мотоцикл.
«Чтобы убился», — заплакала бабушка.
— Если не артистом, то хоть физиком, как Семен Семеныч, — сказала мама. — Дачу себе построит.
— Семен Семеныч уже не физик, он уже на этом деле провалился, — бросил папа, — и теперь не скоро снова физиком станет.
— Пусть идет в университет, — вдруг встрепенулась бабушка, — хоть диплом получит.
В этот день верх одержала бабушка.
Я читал Фейхтвангера.
Папин деньРепетиторов нужно нанимать по физике и математике, — подсчитывала мама. — По русскому у него всегда пять было.