с тебя и окраины,
И неба, и вспышек гвоздик.
Ты, может быть, сам не без тайны,
Которой еще не постиг.
Иронические стансы
Как в сундуке двойное дно,
Так в слове скрыта подоплека,
Когда подумаешь одно,
А выйдет новая морока.
Не потому, что дождь из туч
Садит, как из водопровода,
А потому, что, невезуч,
Вздохнешь: «Хорошая погода».
Глядь — попадешь впросак опять,
Дурнушке скажешь: «Ты прекрасна»,—
А уж потом не расхлебать
Семейной каши — и напрасно.
Я потрясен — какой разброд,
Я с толку сбид — какие толки:
А вдруг весь мир наоборот
Идет от некой оговорки!
Как знать! Не так ли сквозь туман
Все видишь двойственно и зыбко:
А ну как жизнь — самообман.
Неустранимая ошибка!
Бывшим маршрутом
Я оторвался от своих корней,
А родина моя все зеленей
Сухой листвой шумит над головой!..
Не странно ли, на улице Лесной
Уже ни леса нет, ни лесопилок —
Булыжник да асфальт. Летит трамвай,
На крышу тень кирпичная упала,
И пыль, крутясь, вдогонку понеслась,
И ветер, ветер… И жалеть не надо!
Я так устал от самого себя,
Что только бы глядеть, глядеть,
да слушать
На поворотах скрежет осевой,
Да отмечать проездом: Квас. Газеты.
Цветы. Тишинский рынок. Зоопарк.
Ваганьковское кладбище. Обратно.
И ничего другого… Говорят,
Что парность — знак надежды. В этой
жизни
Я главное, быть может, проглядел,
А шум остался, неусыпный, долгий,
Тенистый шум, лесная благодать…
Как хочется под липой постоять.
Под чистой липой — и увидеть мать!
Она меня уже не узнает:
Глядит в окно и все чего-то ждет
Да слушает, уставив наугад
Свой напряженно-безучастный взгляд.
Еще жива, еще не умерла,
Но душу в бедном теле изжила —
Всю — за меня… И страшно сознавать,
Что мне любви ее не оправдать.
И этот взгляд… За что! И почему!
Мне хорошо на людях одному.
Скрипи, трамвай, греми в кольце
железном!
Скрипи-греми! Не каждому дано
Из колеи осточертевшей выпасть
И время на ходу остановить!
Развоплощенность — это путь свободы.
Как хочется в ладони зачерпнуть
Минуту-две, в пустую горсть вглядеться,
Держать, держать, ни капли не пролить.
И как повеет чем-то… Лето, лето,
Весна цветов, пионы и бензин.
Искрят газоны, тянет травостоем
И запах детства слышен за квартал…
…А ночью, чтоб отец не увидал,
Забраться на душистый сеновал
В конюшне милицейской и впотьмах —
Змея! Змея! — испытывая страх,
Лежать на сене — а покос лесной —
И каждый шорох чувствовать спиной.
И долго в небо черное глядеть…
Раскинуть руки — и лететь, лететь
Над красней водокачкой голубой,
Над каланчой и заводской трубой,
Над колокольней и рукой задеть
За колокол — и раскачнется медь.
И вдруг очнуться: что это!.. И гуд,
И лошади копытами гребут…
И вспыхнет неба вольтовый квадрат —
Удар! — и оглушительный раскат
Все сотрясет, и шелест налетит,
Порыв, еще — и ливень загудит…
О доблесть слабых! Страх, восторг
и страх.
И топот, топот, топот в денниках.
А я мальчишка, мне двенадцать лет,
Как выкидыш я выброшен на свет.
Мне интересно жить еще, я мал,
Я сам себя еще не осознал.
Не знаю, что за грохоты гремят,
Какие кони в темноте храпят —
Из-под земли — все глуше — все грозней…
Я оторвался от своих корней,
И эта память мне уже чужая,
И я уже другой… Но что же, что —
Издалека томит, не отпускает,
А кружит, кружит! Что за дикий бег!
Куда летит трамвай, и жизнь, и время!
Что слышит мать из тишины своей,
Той тишины последней! Кто ответит!
Я мир искал, я потерял себя,
И на годах, как на конюшне старой,
Замок навешен… Как копыта бьют!
Стучат, стучат! Пусть выпрямят дорогу,
Пускай зальют асфальтом колею,
А я свое дослушаю — Тишинский! —
Додумаю, а нет — так домолчу.
А впрочем, хватит! Что там, Белорусский!
Пора сходить. И снова этот шум:
Цветы. Газеты. Квас. Он льется, льется…
— Эй, гражданин, не мешкайте
в дверях! —
Проходит все, и только остается
Неслышный шелест, только шум в ушах…
* * *
…И поглотила одна могила
Вас друг за другом — и холм сровняла.
И то, что жизнью недавно было.
Теперь землею и снегом стало.
Поверить страшно, как это просто:
В дыму морозном, в ограде тесной
Рядком два-оба — среди погоста —
Сугроб надгробный да крест железный.
И все. И солнце в морозном дыме.
И от рожденья до смерти — прочерк.
А я вас вижу еще живыми,
Затянут намертво узелочек…
Спите спокойно. Теперь одни вы.
И голос дальний, уйду-уеду:
— Не забывайте нас, пока мы живы,
Не будет снегу — не будет следу.
И стук какой-то. Окину взглядом
И догадаюсь: наверное, с ланки.
Каток кладбищенский где-то рядом,
Колотят клюшки по мерзлой банке.
А снегу, снегу — само сиянье!
Гляжу — а вас и следы простыли.
Лишь снег остался да в поминанье
Два красных яблока на могиле…