…Был полдень. Ветреный, снежный. В такую погоду только простуду зарабатывать. Вчетвером вышли за ворота цеха, постояли, подставляя ветру распаленные тела, молчаливые, с запавшими скулами, с беспокойством, затаившимся в глазах. Только что закончили выкладывать огнеупором внутреннюю стенку конвертора, прилопатили последний кирпич.
Поднималась поземка.
— Буря мглою небо кроет, — проговорил Мартинен-кин голосом, севшим до шепота, — только SOS подавать.
Каждого тревожило одно: сейчас начнут разогревать конвертор, расплавится козел или нет?
— Чем пахнет горизонт, комсомолия? — Скворень натащил на сбитые, в черных, запекшихся ссадинах руки негнущиеся, будто выпиленные из дерева рукавицы-вачуги. Это было сигналом. За ним Костя и Славка достали рукавицы, лишь Витька Вепринцев беспечно сиял конопушинами, подсовывая ветру чуб.
— Покрыт мраком неизвестности наш горизонт, комсомолия. — Скворень шагнул в горячую темноту цеха.
В цехе четверка разбилась. Двое — Скворень и Костя Гундорев — поднялись в пультовую. Двое остались на площадке: для наблюдения снизу. Скворень сел на винтовой табурет дистрибуторщика. В глазах его проглянула жесткая сторожкость — мастер, похоже, проверял самого себя: готов ли к операции?
— Хуже не будет, — решительно сказал он и включил фурму. Побрызгивающий огнем стакан медленно пополз вниз, по крохам, по сантиметрам преодолевая зазор, отделяющий его от шлема конвертора. Скворень вел стакан медленно, осторожно и очень точно — вот фурма аккуратно втиснулась в горловину, в самый ее центр, высветила конвертор изнутри. Новая футеровка вспыхнула розово, будто заря на охоте… Скворень остановил фурму. Костя, отвлекшись, взглянул на него — мастер даже взмок от напряжения. Костя достал из кармана платок, молча протянул ему.
— Спасибо. — Скворень щелкнул пакетником, и Косте показалось, что дрогнули под ногами рифленые плиты пультовой, ахнул глухой взрыв. В конвертор будто солнце вкатилось — внутри, в самом его брюхе, затанцевало, зарезвилось пламя.
Конец фурмы был поднят довольно высоко, едва вошел в шлем, когда Скворень подал кислород.
— Часа два будем разогревать лысину. Примерно два, — уточнил Скворень, оглянулся на бесившийся за спиной самописец. — Вишь, температурка побежала.
В пультовую неожиданно заглянул Селянцев, конверторщик.
— Ты что явился? — спросил Скворень, не оборачиваясь.
— В смену вышел. На первую печь…
— Летка светлеть начала! — выкрикнул Костя.
— Не померещилось?
Костя надавил на рычажок телефона, увидел, как к фидеру связи метнулся Мартиненкин.
— Славк, посмотри, летка не высветилась?
— Не терпится? Подожди. — Он колобком прокатился по кольцу конвертора, вгляделся в отверстие, пробитое в теле печи, и скрестил над головой руки: не высветилась. Косте это померещилось.
…Медленно, очень медленно тянулось время, минуты ползли, как улитки. Костя ощутил, как пальцы одеревенели от напряжения. Прав был Скворень. Нервный накал: ничего не делаешь, никакой силовой нагрузки, а чувствуешь себя мокрой мышью.
— Может, еще кислороду, а? Чтоб легче дышалось?
— Не надо. Футеровку спалим.
От одной только мысли, что тонкий слой футеровки может прогореть, Гундореву сделалось не по себе. Он стал так напряженно всматриваться в горловину конвертора, что из глаз слезы потекли. Вдруг из летки выпрыгнул солнечный зайчик, потом другой, третий… Славка Мартиненкин отчаянно засемафорил руками.
— Сталь начала плавиться! — заорал Костя.
— Вижу, — каким-то незнакомым, запавшим во внутрь басом отозвался Скворень.
— Садитесь за пульт! Командуйте плавкой!
— Давай, Костюх, веди сам… Наше мероприятие комсомольское, здесь комсе надо быть первой…
— Тает козел, Сергей Степаныч. — У Кости дух перехватило, он поперхнулся. — А? Назло Брызгалову с его карканьем…
— Не в Брызгалове дело. — Голос мастера был уже спокойным: никакой нутряной глухоты, никакого баса. — Через сорок минут будем сливать сталь.
— Позвонить, чтоб прислали ковш?
— Не надо, сам позвоню.
— Куда эта сталь пойдет?
— В переплавку…
…Костя не заметил, как к конвертору придвинулась платформа тепловоза с бокастым ковшом.
— Смотри внимательнее, — предупредил его Скворень, — в обе гляделки смотри… Сливай!..
Так, за четыре ноябрьских праздничных дня прошлого года была ликвидирована тяжелейшая авария в кислородно-конверторном цехе Новолипецкого металлургического завода. И сделали это три комсомольца и коммунист, три конверторщика и цеховой мастер…