Но мы многие не верим в человеческое добро, потому что не все люди могут быть добрыми. И взрослые не все ведут правильный образ жизни. Так как же все-таки из всего окружающего нас общества выбрать для себя только полезное, хорошее, чтоб в дальнейшем прожить жизнь с чистой совестью? Мы ведь многому не верим, что вкушают учителя, воспитатели и другие сотрудники, нам кажется, что нам туманят головы, говорят и пишут, что все хорошо в нашем обществе, а на самом деле, в действительности, все куда сложнее.
Григорий Александрович, вы прожили трудную долгую жизнь. Захватили жизнь и при царской власти. Как вам удалось и что вам помогло не потерять себя в жизни, а стать человеком, да еще каким известным писателем? Если сможете, Григорий Александрович, то, пожалуйста, ответьте, как же все-таки выйти на правильный путь жизни
С уважением к Вам
воспитанники (16 подписей).
Дорогие друзья!
Вот видите, как получается: не успел я написать двух слов, как сразу же возникают проблемы. Потому что я слышу, как эти обычные слова приветствия у кого-то уже вызывают возмущение: хороши друзья! Нечего сказать! Зарешеченные!
И действительно, ведь ничего не скажешь — зарешеченные.
Отсюда следует первый вывод: береги честь смолоду, чтобы не потерять право на человеческое обращение и человеческий разговор. Какова слава, такова и честь.
Но мне хочется перешагнуть через это предубеждение и поговорить именно по-человечески и по-крупному, так же, как по-крупному ставите и вы свои вопросы. И за это прежде всего мне хочется сказать вам спасибо — за письмо, за доверие, за откровенность, за поиски. И особенно меня радует, что это письмо и эти поиски идут не от одиночки — это не новость, — а от целой группы, большой группы задумавшихся над своею жизнью ребят, за которыми, я уверен, стоят и другие, такие же.
Вас сорок три, письмо подписали шестнадцать. Больше 30 процентов — неплохо, но и не сказать, чтобы очень хорошо. Но я уверен, что к этим тридцати процентам, подумав, присоединятся еше тридцать — это уже будет если не отлично, то хорошо.
Вопросы, которые возникают в связи с вашим письмом, очень непростые, но разбираться в них нужно. Итак, будем разбираться.
Начнем с вашего первого признания: «Теперь, находясь в колонии, начинаем сознавать, что на свободе вели неправильный образ жизни». Очень важное признание: «Теперь, находясь в колонии…» Почему? Как это вяжется с вашими же словами, что учителя и воспитатели туманят вам головы? А почему же вы «начинаете сознавать»? Вопреки им? Или в какой-то степени и благодаря им? В какой степени? И вообще интересно было бы и очень важно, для всего общества нашего важно выяснить самый процесс, внутреннюю механику этого осознания, равно как, кстати сказать, и обратную «механику» заблуждения — две стороны одного и того же явления
А из этого вытекает и следующий вопрос громадной принципиальной важности — о смысле, о пользе, о необходимости заключения. Говорю это потому, что вы или многие из вас, несомненно, таят обиду в душе за те меры, которые к вам были применены.
Но ведь вы сами признаете: «Случайно попавших сюда мало». Честное признание. Но из него нужно сделать и честные выводы, чтобы правильно осознать свое положение.
Дело в том, что с точки зрения большой теории и высоты наших гуманистических идеалов тюрьма и вообще заключение — несомненное зло и в будущем уступит место каким-то другим воспитательным мерам воздействия. Но это — зло, отвечающее на зло.
В самом деле, ну что делать с таким парнем, о котором писалось как-то в «Литературной газете»: учиться не пошел, вышел на улицу, от нечего делать выпил, от нечего делать тоже, походя, убил трех человек? Скажите — что?
А вот пишет мне из Минска одна моя давняя корреспондентка, в прошлом учительница, сейчас пенсионерка, но продолжающая «возиться» с молодежью из любви к пей. Рассказывает она и об одном своем «подопечном» парне, который иногда бывает у нее и приносит свои стихи.
«Способности есть, но взгляды его ужасны, — пишет она. — Он говорит: «Я признаю анархизм, страну без управления, без власти. Захотел ограбить — грабь, ведь это тоже труд. Если кто-то поступил с тобой плохо — мсти. Жениться не буду, это как тюрьма, а просто — приходи, когда нужно, давай деньги, и все».
Скажите: разве это жизнь? Ведь даже в волчьей стае есть какие-то нормы, регулирующие ее внутренний порядок. И разве общество не имеет права и даже не обязано защищать себя от такого рода «философов» анархии, а на самом деле бациллоносителей преступности?