Выбрать главу

А для меня лично была еще одна, принципиальнейшей важности проблема — религия.

Я слишком ясно видел ее оборотную сторону, ее фальшивую мишуру и обман, и чувство совести и справедливости, живущее всегда в юных сердцах, не позволяло мне с этим мириться. Это — первое.

Второе — война. На нашем мирном городенском кладбище хоронили солдата, который вернулся после ранения с фронта и умер. И над его могилой кричала и причитала жепа, охватившая руками двух детей Я все это видел, и слышал, и спросил себя и господа бога: как это ои допустил, он, которого религия называет исемудрым, и всеблагим, н всесильным? Зачем? Почему? «Самодержец мира, ты не прав!»— сказал я тогда себс почти слоеэми популярного тогда стихотворения.

И третье — литература, наша великая, бессмертная русская литература.

Откровенно сказать, меня удивляет и даже тревожит поверхностное, а то и пренебрежительное отношение к ней со стороны какой-то части современной молодежи: «А зачем это нам?.. Зачем Базаров? Зачем Раскольников или Иван Карамазов? Зачем Достоевский? Зачем Толстой или Чехов?» А эти гиганты ставили вопросы, на которых росло и народное и революционное, даже партийное сознание и которые не все еще решены и в наши дни. И мы, юноши того времени, учились на ней мысли и углубленному пониманию жизни — и смысла нашего существования, и патриотизма, и любви к правде, и ненависти ко злу и лжи жизни, и вообще всей гамме высоких человеческих чувств.

А для меня это имею и свое особое значение. Вы представляете жизнь, которая официально зиждется на религии, на этом всемудром и всеблагом боге: он, бог, идея бога, утверждает и освящает и царя, и Распутина, и войну, и убитого отца двух детей, и все прочие мерзости жизни, — и всему этому служит мой отец.

И вот в «Воскресении» Льва Толстого, в его описании богослужения я читаю его разоблачение, разоблачение того, что я видел в натуре, его показную сторону, мишуру и фальшь.

Или: «Я не бога не принимаю… я мира, им созданного, мира-то божьего не принимаю и не могу согласиться принять». Это Достоевский, Иван Карамазов. И вот в желтой, уже обтрепанной теперь, но каким-то чудом через полстолетия сохранившейся записной книжечке тех лет я читаю сейчас запись:

«Ну, а если ты сознаешь, что этот «всемудрый» и «всеблагий» есть только камень, за который ты прячешь свою голову? Если ты, веря или желая верить в эту иллюзию, знаешь, что это ложь, выдумка, опять тот же проклятый камень? Тогда-то как же?»

Из этой «драматической» ситуации я нахожу выход: оставшись один, я беру в одну руку икону, в другую топор и раскалываю икону пополам. Про всякий случай я закрываю глаза в ожидании грома небесного, но… но грома не последовало, и, как в свое время с табаком, так теперь с богом у меня было покончено раз и навсегда.

Скажут — это мальчишество? Может быть. Но для меня это было всерьез. Это был шаг к будущим и далеко не мальчишеским мыслям о жизни без бога, о нравственности без бога, с которым я так бличко знаком был в детстве и которому не нашлось у меня места в зрелости. А это и есть, на мой взгляд, подлинная, не предписанная и не навязанная свыше, а своя собственно человеческая нравственность, нравственность поведения, когда не возвышенные слова, а сама жизнь, и работа, и деятельность человека говорят сами за себя — какова его вера и каково его учение. Как написал Феликс Дзержинский в своей партийной автобиографии: «За верой должны следовать дела». А без этого любая религия и все наимудрейшие учения мертвы.

«Ты говоришь, что Христом поставлены великие заветы, — писал я отцу. — А что сделано по их осуществлению? Две тысячи лет существования христианства были историей все большего нравственного падения церкви, а вместе с нею, пожалуй, и человечества и лишь помимо церкви, даже вопреки ей лучшие люди стали выдвигать другие принципы и идеалы…

Вы игнорируете действительность, вы создаете химеры, миражи, пускаете мыльные пузыри, за которыми бесплодно гоняются несчастные людишки! А мы, опираясь на мысль, на науку, ищем правду и на этом прочном фундаменте строим свои идеалы, не обманчивые, как ваши, а вполне досягаемые и земные».