Ашир незаметно послюнил два пальца и приложил их к пуговицам на вороте, словно к клавишам баяна. Пуговицы как будто немного остыли. Этим и обошелся, ворот он не стал расстегивать — ведь на нем тоже форма.
На третьей остановке он доплатил кондукторше за билет, чтобы ехать вкруговую.
«Кого-нибудь из ребят встречу», — с надеждой думал Ашир, гладя в окно.
Поездка по городу была не совсем уместной, но понемногу увлекла его. Автобус завернул за угол и выехал на улицу Свободы. Ашир от кого-то слышал, что эта прямая, как скалка, улица — самая длинная в мире.
«Наверно, и Ашхабад самый красивый город на свете», — думал он, глядя на высокие деревья, мелькающие за ними белые дома и арыки с говорливой водой.
Какие только деревья не росли на этой улице! Здесь был и тутовник, усыпанный сочными ягодами, и колючие, как дикобразы, глядичии, и маклюра с желтыми шарами на ветвях. По изгородям вился виноград, в садах от созревающих плодов гнулись ветви абрикоса. Встречался и неприхотливый гость пустыни саксаул, изогнутый и перекрученный, с узкими сухими листочками, не дающими тени. Краски были яркие, как на туркменском ковре.
Горы Копет-Дага, лиловые в мареве жаркого дня, с вершинами, похожими на верблюжьи горбы, медленно двигались за автобусом, а иногда будто даже забегали вперед. Отбившимся от стада барашком остановилось над хребтом кудрявое облачко, горы манили к себе загадочным безмолвием, и казалось, что они совсем рядом, за крайними домами и деревьями. У себя на родине, возле Узбоя, Ашир не видел таких гор. Кочующие песчаные холмы с зализанными ветром верхушками не шли с ними ни в какое сравнение.
По улицам взад и вперед сновали машины. На грузовиках везли снопы зеленого клевера, ящики с алычой и урюком. Их то и дело обгоняли юркие мотоциклы. Встречались и голенастые верблюды с высоко поднятыми головами. Они держались ближе к тротуару и шарахались в сторону от разноголосых сигналов. Только ишаки невозмутимо семенили своими короткими волосатыми ножками, оставляя мережки следов на мягком от жары асфальте. Не обращая внимания на светофоры и милицейские свистки, они шли с опущенными головами, а когда подходил положенный час, становились поперек дороги и, захлебываясь, надрывно орали, словно пришел конец света.
Пешеходы были одеты в белые костюмы, женщины прикрывались от солнца зонтами, а старикам-туркменам зонты с успехом заменяли мохнатые папахи-тельлеки.
Чем дальше ехал Ашир, тем теснее становилось в автобусе. Теперь уже были заняты все места, люди стояли в проходе. Духота нагоняла дремоту. Запах духов, смешанный с перегаром бензина, дурманил голову.
Рядом с Аширом остановилась, держась рукой за перекладину, тихая старушка в красном платье, с украшениями на груди. Вспомнив свою мать, такую же маленькую и тихую, Ашир уступил старушке место и продвинулся к выходу. На остановке створки двери с резиновыми надутыми губами по краям разошлись, и он вышел из автобуса.
Зря брал билет до вокзала, все равно не проехал бы дальше этой остановки…
Никого из своих ребят Ашир так и не встретил. Впрочем, это и лучше — было бы стыдно перед «ими за свое безделье. А через две улицы отсюда — завод.
Пока он стоял на тротуаре, ботинки у него прилипли к размякшему на солнце асфальту, дерни посильнее — каблуки оторвешь.
Ашир подумал, подумал и зашагал туда, где дымила высокая труба с железным колпаком наверху, откуда доносились звуки, похожие на шум идущего по мосту поезда. Он шел не один, в том же направлении спешили рабочие группами и в одиночку.
«Вторая смена», — догадался Ашир.
Он остановился против ворот завода, на другой стороне улицы, как раз в тот момент, когда загудел гудок, сначала тихо и глухо, затем пронзительно, до боли в ушах.
Из проходной хлынули люди, растекаясь потоками в обе стороны. Они шли менее торопливо, чем те, с которыми Ашир несколько минут назад дошел до заводских ворот.
Интересно, с кем из них ему придется вместе работать? Вот он, завод, его, Ашира, завод! За кирпичной оградой кроме трубы, какой-то высокой железной башни с лесенкой и крыш ничего не было видно. А как хотелось посмотреть, что там, за этим забором!
Проходная опустела. Ашир снова побрел к автобусной остановке. За углом была столовая. Он остановился возле окна, втянул в себя жирный запах чего-то жареного и только сейчас вспомнил, что ничего еще не ел сегодня. Не вынимая из кармана денег, он наощупь пересчитал их несколько раз и нерешительно подошел к двери, завешенной от мух марлей.