— Привет честной компании! Она же вверенный мне контингент, — поприветствовал тот мальчишек, возвращая мяч в поле.
— Здрасте, дядя Костя.
— Как делишки?
— Порядок в танковых войсках! — ритуально отозвался за всех Санька, отдавая честь.
— Да я уж вижу. Откуда такое богатство?
— Это Юрке дед Степан привез.
— Никак Казимирыч приехал?
— Ага, — подтвердил Алексеев-младший. — Заходите, дядя Костя, он радый будет.
— Я бы с удовольствием, но — служба. Ладно, народ, продолжайте культурно отдыхать. Только с мячом поаккуратнее.
— Само собой.
— Само собой, говоришь? А кто на прошлой неделе Синицыным стекло высадил?
— А это не мы.
— А коли не вы, тогда кто?
— Мы своих не закладываем.
— "Закладываем", — ворчливо передразнил участковый. — Вы мне эти блатные словечки прекратите. Тоже мне, Мустафа и компания.
Едва участковый удалился, как с балкона раздалось раскатистое и ой-как-некстатишное:
— Юра! Домой!
— Мам! Можно еще полчасика?
— Нет. Нужно посидеть с девочками.
— Тьфу. Опять Лёлька всё испортила, — Юрка сердито отпасовал мяч ребятам, подошел к Саньке и стянул с его головы шлем. — Мяч занеси, когда доиграете.
— Ладно. Завтра выйдешь?
— Ага.
— А можешь еще раз шлем вынести?
— Конечно, — обнадежил приятель и поплелся к подъезду.
— Юрка!
— Чего?
— А нисколечко он и не потрепанный. Шлем. Это Петька из зависти сказал.
— Я знаю…
— …А ведь еще в апреле двадцать второго года, когда генеральным секретарем избрали Сталина, на чем, заметьте, яростнее прочих настаивал нынешний враг народа Зиновьев, Ильич решительно возражал против подобного назначения!
Пока женщины в гостиной готовили финальную чайную церемонию, мужская половина переместилась на кухню — покурить.
— Не может быть? — не поверил Кудрявцев.
— А вот тебе и не может! Знаете, что он по этому поводу сказал? "Не советую. Этот повар будет готовить только острые блюда". Каково? Вот с тех пор только и делаем, что расхлебываем. Кашу. С перцем.
На кухне повисла немая пауза.
Оно и понятно: подобная фраза, пускай даже из уст старого ленинца, запросто тянула на срок. И отнюдь не маленький.
Вусмерть перепугавшийся Самарин нервно загасил окурок и поспешил вернуть разговор на исходные рельсы:
— Так вы, мужики, считаете, войны с Германией не избежать?
— Боюсь, что нет, — вздохнул Всеволод.
— Разумеется, войны с немцами не миновать, — согласился с ним Гиль. — Вот только мы к ней пока не готовы. Впрочем, вспоминая многовековую историю, приходится признать, что для матушки-России это абсолютно привычное состояние.
— Да бросьте, мужики! "Мы войны не хотим, но себя защитим".
— Само собой, защитим. Только в части "малой кровью" советую не обольщаться[5]. Вон твоя Лёлька потащила Юрика читать им про Мальчиша-Кибальчиша.
— А при чем здесь?..
— А при том, что Аркашка Гайдар, возможно сам того не ведая, выдал наш главный стратегический секрет. Закамуфлировав оный под более доступную детскому воображению "военную тайну".
— И что за секрет?
— А секрет заключается в том, что вечно у нас беда приходит "откуда не ждали". И пока не "засверкали огненные взрывы", пока Красная армия очухивается, готовясь перейти в наступление, всякий раз немало будет положено таких вот необученных "мальчишей". Именно они, что тот Ганс Бинкер, своими телами станут затыкать дыры в очередной прохудившейся плотине.
— Что за Ганс? Небось фашист?
— Ты, Евгений батькович, вообще, как, книжки в детстве читал?
— Конечно.
— А "Серебряные коньки"?
— Да я как-то больше по Нату Пинкертону ударял.
— Оно и видно. А возвращаясь к тому, с чего начали, сиречь к войне и готовности к ней, дай бог, чтобы у нас в запасе имелся хотя бы годик. А лучше два. Иначе — швах.
— Почему это швах? — снова возмутился, и снова абсолютно искренне Самарин. — Мы еще покажем Гитлеру, где раки зимуют. Я давеча читал в "Правде" доклад товарища…
— Угу, — хмуро перебил его Гиль. — Одному тут о прошлом годе уже попробовали. Показать. Хотели-то раков, а показали — сраку.
Заглянувшая на кухню на последней фразе Елена, реагируя на "сраку", неодобрительно покачала головой, однако замечания делать не стала. Молча сгрузила на поднос чашки и, восстанавливая мужской тет-а-тет, поспешила ретироваться. От греха.