Он неспешно подошел к колонке, запустив мощную струю, много и жадно напился, а затем с наслаждением сунул в воду рано начавшую седеть стриженую голову.
Из будки лениво выбрался давешний цепной страж порядка. Смачно зевнул, шумно почесался и вопросительно уставился на Барона.
Дескать: какого лешего ты тут, с утра пораньше, шоркаешься?
— Что, Матрос? Всё срок мотаешь? — поинтересовался в ответ Барон и, заметив, что собачья шлёмка пуста, плеснул в нее свежей водички.
Страж в охотку налакался и в знак признательности начал ластиться к благодетелю. Доброе слово, оно ведь не только антагонисту-коту приятно.
— Ладно-ладно, не мельтеши. Обойдемся без телячьих нежностей, — усмехнулся Барон, но по загривку все же потрепал, уважил.
Полторы выкуренные натощак папиросы спустя из дому вышла Люба, облачившаяся в кричаще цветастое крепдешиновое платье, выгодно подчеркивающее женские выпуклости.
На плече висела модная пляжная сумка.
— А вот и я. Уложилась в норматив ГТО?
— Почти. Но надо будет еще потренироваться.
— Ты так думаешь? — Люба выгнулась, озорно прильнула к Барону пышным и пышущим телом и насмешливо-мечтательно уточнила: — А когда и где мы проведем следующую тренировку?
— Идем уже, — недовольно буркнул Барон. — А то и в самом деле опоздаем.
Он сдвинул щеколду, толкнул и придержал калитку, галантно пропуская даму вперед.
— Счастливо, бродяга, — напоследок напутствовал он пса. — Мой тебе совет: при первой возможности уходи на рывок. Иначе — век воли не видать. Тем более собачий век человечьего короче. Хотя бывают, конечно, нюансы…
Они едва успели. Буквально влетели в последний вагон, прошмыгнув в узкую щель закрываемых дверей.
Народу внутри было много, хотя по причине воскресного дня и не биток. Выцепив взглядом единственную свободную лавку, Люба решительно потянула Барона за руку и с немалым облегчением плюхнулась, занимая местечко у окна.
Сидящая напротив окруженная узлами и кутулями бабка неодобрительно посмотрела на нарушившую ее уединение парочку. Основная доля выразительного негатива предсказуемо адресовалась девице, чья "полна пазуха" словно так и норовила выкатиться из платья.
— Уфф… Совсем меня загнал. Ажио сердце выпрыгивает.
— Кабы не подгонял, лишний час на станции куковали бы.
— В дремучем лесу на зеленой опушке кукует-кукует, кукует кукушка… — протянула Люба зачин трошинского хита и со словами "Сушняк замучил. Пить хочу — умираю!" достала из сумки предусмотрительно прихваченную на даче початую бутылку "Улыбки".
— Хлебнешь?
— Нет, спасибо.
— Как хочешь. А вот я с удовольствием…. Уффф… Нагрелась, зараза.
— Вот ведь бесстыжая девка, прости господи! — не выдержав, ухнула бабка.
— Вы это про кого, мамаша?
— Про тебя, про кого же еще? Мужик — и тот отказался. А ей хоть бы хны! Хлещет прям из горла, да еще в общественном месте. И куда только милиция смотрит?
— А милиция, мамаша, смотрит туда же, куда и все, — пояснила Люба и провокативно покачала грудью.
— Тьфу, паскудница!
Сплюнув в сердцах, бабка, кряхтя, собрала свои пожитки и перебралась на другую лавку.
— Сиськи по пуду — работать не буду! — понеслось ей вдогонку.
— Перестань, — поморщился Барон. — Чего ты к бабке прицепилась?
— Интересное кино! Это кто к кому прицепился? Ууу… Ненавижу таких вот старух.
— Как гутарят щирые хохлы: "Уси дивчата — голубята, а де ж тади ти чортови бабы беруться?" Вспомнишь эти слова, когда сама такой станешь.
— Я? Старухой? Да никогда! Лучше загодя удавлюсь! — Люба сделала еще пару глотков и убрала бутылку. — Давно хотела спросить, да все случай не подворачивался. Можно?
— Сделай такое одолжение.
— "Барон" — кликуха уважительная. Но как тебя на самом деле, по паспорту кличут?
Барон ответил не сразу:
— Юрием окликали. Еще до паспорта.
— Ю-ююурочка! Надо же, прям как Гагарина! Ой! А ведь точно! Вы и в самом деле похожи.
— И чем же это? — непроизвольно улыбнулся Барон.
— А вот этим самым — улыбаетесь хорошо. По-настоящему. Только Гагарин все время улыбается, а ты почти никогда.
— Это он на фотографиях и в кино улыбается. У него теперь работа такая: лопни, но держи фасон. А небось, когда домой возвращается, давай своих по хате гонять.