— Так, может, сам и доведешь?
— Дурак ты! Да если бы я хотел доложить, я бы никогда с тобой говорить об этом не стал. Смысл? Если хочешь знать, я тоже в какой-то мере ровно такую же глупость сейчас совершаю. Может, действительно правильнее было бумагу написать. В интересах и партии, и нашего общего дела.
— Так напиши. В интересах, — подчеркнуто равнодушно предложил Володя.
— Дурак ты! Два раза! Пойми, я ведь не деревянный, не механический, а самый обычный человек. И в тебе такого же, хочется верить, человека вижу. Тем более нравишься ты мне. Именно поэтому здесь, в этих сортирных интерьерах, я с тобой по-дружески говорю. Говорю и предупреждаю: не сделай большую ошибку. Ты меня услышал?
— Я тебя услышал. Но…
— Если ты мне сейчас снова скажешь за любовь — собственноручно придушу! Какой вообще из тебя контрразведчик, когда у тебя все, блин, эмоции на роже высвечены? ЧТО? Что ты мне хочешь сказать в продолжение своего "но"? Что она человек, вернее, баба, хороший?
— И скажу. Лена, она… она действительно очень хорошая.
— Так я тебе, Володя, страшную тайну открою: если, конечно, душой не загрубеешь на нашей службе, то, чем дальше будешь работать, тем больше станешь видеть, что вообще-то ВСЕ — ЛЮДИ! Нелюди — они как раз большая редкость.
— А враги?
— Даже враги — люди. А иной раз враги наши — они и пообразованнее, и поумнее, и поромантичнее, и поинтереснее нас с тобой будут. И что теперь?
— Не знаю, — признался окончательно растерявшийся Кудрявцев.
— Ты не знаешь, а вот я в который раз повторяю: приди в себя! И пойми, наконец, что развитие, в любую сторону, отношений с Еленой Алексеевой — это большая ошибка. И с точки зрения твоей безопасности, и, как ни странно, ее безопасности тоже. Потому что…
Закончить Хромов не успел, так как в уборную ввалился незнакомый сотрудник с газетой.
Поняв, что это надолго, Михалыч в две мощные затяжки докурил, швырнул окурок в писсуар и показал глазами Кудрявцеву: дескать, давай с вещами на выход…
Они вышли в коридор, молча добрели до кабинета.
Володя уже взялся толкнуть дверь, как вдруг Хромов положил мощную мозолистую ладонь на его плечо, притормозил и заговорил негромко:
— Есть еще одна причина, по которой тебе не стоит сегодня показываться у Алексеевых.
— Что за причина? — насторожился Кудрявцев.
— Нет там сегодня — ни праздника, ни веселия. Ты, как я понимаю, за это пока не в курсе, но… У Лены твоей мужа арестовали.
— Севу?! Когда? Кто?
— Два дня назад. Я слышал, Синюгин лично за ним выезжал.
— Но за что?
— Ша! А можно на два тона тише?.. Думаешь, мне докладывают? Но я так меркую, неспроста Иващенке велели материалы по ЧП на Сортировке от милиционеров возвернуть и Синюгину передать. А Синюгин у нас, сам знаешь, ба-альшой специалист. По переобмундированию овец в волчьи шкуры.
— Идиотство какое-то! — возмущенно резюмировал Володя, зашагивая в кабинет.
— А собственные оценки действий руководства советую держать при себе! — полетело ему вдогонку сердитое.
Кудрявцев стремительно прошел к своему столу, достал из портфеля конфетную коробку, швырнул ее в мусорную корзину и, не произнеся более ни слова, столь же стремительно удалился. Эдаким, как пелось в некогда популярном романсе, "нежданным ураганом".
— Что это было, Михалыч? — потрясенно спросил Пашка.
— А что такого? — изобразил полнейшее равнодушие Хромов. — Может, просто не любит человек конфеты? Аллергия или еще чего.
— Так выбрасывать-то зачем? Отдал бы друзьям.
— Хочешь — забирай.
— И заберу. Мы люди небрезгливые. Очень даже кстати получилось — и Полинке моей как бы презент, и тратиться не нужно… У-уу, шоколадные! Дорогущие небось?
Хромов вполуха внимал привычной трепотне Ярового, а сам размышлял о том, что выброшенные конфеты — это хороший знак. Похоже, разговор с Кудрявцевым он выстроил правильно. Сейчас тот, на взводе да на эмоциях, добредет до ближайшего кабака и, бог даст, нажрется в одиночку и в хламину Завтра — суббота. Так что будет достаточно времени и проблеваться, и проспаться. А там, глядишь…
К слову, именно так в подобной ситуации сам бы Михалыч и поступил. Потому как — водка и время лечат. Разумеется, если только с первым не подзапустить, а со вторым — не спешить.
Вот только надеждам, они же прогнозы, Хромова не суждено было сбыться. Потом, когда последовательно произойдет целая череда событий и роковых случайностей, Михалыч станет мучительно заниматься самоедством и корить себя за то, что в этот вечер не взял Кудрявцева под плотный и полный контроль и не напоил его собственноручно.