— Лена! Не говори так!.. Прости…
— У-ХО-ДИ!
— Я… я не знаю, что на меня… Лена! Я… я люблю тебя!
— Я сказала — УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!..
Вжав голову в плечи, Володя покинул квартиру Алексеевых — Кашубских…
— …Чего это она на него взъелась, не понимаю? В конце концов, Ей же, дуре такой, сейчас было хорошо? — возмутилась Влюбленность.
— Вот это-то и страшно. Что Ей было хорошо, — покачала головой Любовь.
— Интересно: кто кого нынешним вечером погубил? Он Ее или Она Его?
— Они погубили друг друга.
— Полагаешь?
— Уверена, — печально подтвердила Любовь. — Ведь, когда пытаешься изменить любимую, в конечном итоге ты всего лишь изменяешь ей самой. А значит, и самому себе тоже.
— А ведь я тебе еще когда говорила — покроет Он эту недотрогу! Помнишь, еще предлагала на символический рупь забиться?
— Замолчи! Я не желаю говорить с тобой в таком тоне и в такой… терминологии!
— Против природы не попрешь, милочка! Да и Мичурин, опять же, говорил: мы не можем ждать милости от природы, взять их у нее — наша задача. Вот наш шустрик-чекист и того. Взял.
— Я не желаю тебя слушать! Убирайся!
— А рупь, значится, зажилила? Ладно, не ори, ухожу. Промеж этих двоих мне теперь и правда делать нечего…
Держа опрометчиво данное слово, следующим утром Кудрявцев, прекрасно осознавая хрупкость сочиненной им легенды, приехал в "Кресты". Здесь его минут десять промариновали в кабинетике тюремной канцелярии в ожидании вызванного теткой-секретаршей уполномоченного вести подобного рода переговоры специально обученного представителя.
Каковой представитель нарисовался в образе мышеподобного клерка в штатском…
— Виталий Саныч! — бойко отрапортовала тетка за конторкой. — Вот, к вам товарищ… хм… оттуда.
— Здра-авствуйте. Очень приятно, — клерк с преувеличенно радостной готовностью протянул Кудрявцеву пухлую, потную ладошку. — Виталий Александрович.
— Владимир Николаевич.
— Вы позволите… э-эээ… документик?
— Пожалуйста.
Кудрявцев продемонстрировал удостоверение.
— Благодарю. И чем мы можем помочь нашим доблестным органам?
— Меня интересует ваш… хм… постоялец. Алексеев Всеволод Юрьевич, 1895 года рождения. Его доставили к вам три дня назад.
— Вы хотели бы с ним?..
— Нет-нет. Мне всего лишь требуется, чтобы вы передали ему лекарства. Нам предстоит с ним долгая работа, а он человек болезненный. Потому не хотелось бы… Ну вы понимаете?
— Понимаю-понимаю. Анна Спиридоновна! Посмотрите, где у нас содержится Алексеев Всеволод Юрьевич. Статья, я так понимаю?..
— Да, — коротко кивнул Кудрявцев.
— Анна Спиридоновна, 58-я!
Канцелярская тетка достала из гигантского, дореволюционной работы, сейфа тяжеленный гроссбух, положила перед собой и зашелестела страницами.
— Может быть, распорядиться чайку? — угодливо предложил мышеподобный.
— Нет-нет, благодарю…
Опаздывающий на службу Кудрявцев принялся нервно расхаживать по кабинету. Ненароком мазнул взглядом по настенным часам.
— Анна Спиридоновна! Человек торопится!
— Виталий Саныч, вы не могли бы подойти?
— Ну что там еще?
Клерк подошел к конторке, и тетка принялась эмоционально что-то нашептывать ему на ухо, одновременно тыча пальцем в страницу гроссбуха.
— Хм… А когда это?.. Хм…
Кудрявцев интуитивно напрягся на их подозрительное шушуканье.
— Хм… Знаете, Владимир Николаевич, тут, оказывается, вот какое дело…
— Что?
— А этот ваш Алексеев, оказывается, того…
— Чего — того? — теряя терпение, рыкнул Кудрявцев.
— Умер. Скончался.
— Как скончался?!
— Вот, тут написано… секундочку… "Предварительная причина смерти — оборвавшийся тромб, приведший к…"
— КОГДА это случилось?!
— Прошлой ночью. Странно, что вам до сих пор не сообщили. Это не в мое дежурство случилось, поэтому я ничего и не… Обещаю, что разберусь и выясню, по какой причине вам…
Последние слова клерк произносил уже в спину Кудрявцеву.
До купейного вагона "Красной стрелы" Барон добрел в тот момент, когда провожающие "уже освободили", а отъезжающие "уже заняли".