— Да так, возникла тут одна мыслишка.
— Возникла и молчишь? — возмутился Захаров. — Излагай, не томи!
— Да рановато пока. Излагать. Надо бы для начала кое-какие детальки-шестеренки уточнить.
Мыкола, ты часом за расписного с кликухой Барон ничего не?..
— Барон? Нет, не слышал.
— Вот и я почему-то не слышал. А по моим сведениям, вроде как авторитетный товарищ.
— Так добреди до Светки. Пусть она тебе в картотеке поглядит.
— Тоже мысль.
— Только к Светке меньше чем с коробкой грильяжа соваться бесполезно.
— Ишь ты? А на какие, позволь спросить, шиши я ей грильяж покупать стану? Что за жизнь такая пошла: куда ни сунься — без на лапу никуда? Ладно, разберемся. Значит, вечером как договорились?
— Без вопросов. В восемь, у входа в ДК моряков. Возьмем Графиню за вымя.
— К слову, ух и дойки у нее! Прям хоть бросай службу — да в дояры переводись!..
Постель на огромном супружеском ложе была смята и "вытоптана" так, словно бы две команды футболистов здесь только что отыграли принципиальнейший матч.
Взмокшая, облаченная в полупрозрачный пеньюар Мадам распласталась поверх простыней, прикрыв глаза в бессильной неге, а рядом, упершись спиной в подушки, расслабленно курил Барон, целомудренно прикрытый одеялом. Излишки столбика пепла он беспечно стряхивал в антикварную фарфоровую чашку.
— …Ах, Юрочка! Какой же ты… у-ууу… Я… я словно заново родилась… Во всем теле такая… такая… легкость необыкновенная…
— Рад, что тебе понравилось.
— Понравилось? Да я буквально на седьмом небе от… от… У меня еще ни с кем и никогда ТАКОГО не было.
— Все когда-нибудь случается в первый раз.
— Да-да! — Мадам прижалась к Барону, желая продлить томную расслабленность тела. — Именно! Я хочу еще! Во второй раз, в третий, десятый!
— Извини, Аллочка, мне, к сожалению, пора. Надо ехать… командировку отметить.
— Это далеко? Я могу вызвать такси.
— Недалеко, на Таганке. Так что, спасибо, не стоит.
— Стоит-стоит, — блаженно замурлыкала Мадам и, еще крепче прижавшись, потерлась мокрым от пота лицом о мужское плечо. — А что там, на Таганке? Ты ведь, Юрочка, так и не рассказал, кем ты работаешь.
— Я журналист. Специальный корреспондент.
— Что-то подобное я и предполагала. Ну, конечно! Ведь ты такой… такой…
— Какой?
— Умный и романтичный. А на какие темы ты пишешь?
— На разные, — усмехнулся Барон, ощущая прилив редкого благодушия и веселья. — В основном, об искусстве.
— Ах, вот почему тебя было не вытащить из кабинета мужа!
— Да, коллекция у вас замечательная. Скажи, а вот там картина у него висит, это что же — подлинный Айвазовский?
— Вроде бы. Хотя… почему вроде? Учитывая, какую сумму Аркадий Григорьевич за нее заплатил, — безусловно, да!
Некстати вспомнив о сумме, Мадам возмущенно фыркнула и пожаловалась:
— Честно говоря, устала с ним бороться.
— В каком смысле?
— Ты бы знал, Юрочка, сколько денег муж тратит на это своё, будь оно неладно, собирательство! Как подумаешь, просто с ума можно сойти!
— Думаю, не стоит сердиться на супруга. Когда в семье водятся лишние деньги, то почему бы и нет? Тем более, вкладывать в искусство в наши дни не только модно, но и выгодно. Правда, существуют такие неприятные риски, как квартирная кража, грабеж.
— Ах, да разве бывают они липшими? В дачу — вложи, в машину — вложи. А в отпуск съездить? А домработница, с ее аппетитами непомерными? Начиная с прошлого месяца мы платим ей уже пятьдесят рублей! Можешь себе представить?
— Да что ты говоришь? — Барон сочувственно поцокал языком. — Пятьдесят?
— Вот именно.
— Это за ежедневную работу?
— Если бы! Вытребовала себе, засранка такая, день через день. Вот сегодня вечером заявится, приберет, наготовит и — до среды. А мой Аркадий Григорьевич любит чтоб с пылу-жару свежеприготовленное.
— В таком случае соглашусь: пятьдесят рублей — да, почитай, тот же грабеж. Только узаконенный. По соглашению сторон.
— Ах, Юрочка, какой ты у меня остроумный. А в какой газете тебя можно почитать?
— Я для разных газет пишу, — уклончиво ответил Барон и скосил глаза на запястье. — Всё, Аллочка, побегу. Боюсь, бухгалтерия в редакции закроется.
— А сколько сейчас?
— Начало второго.
— Как?! — вскинулась Мадам. — Второй час? Уже? Ко мне же в три маникюрша должна прийти! — Она спрыгнула с кровати, томно прогнулась в пояснице и подняла с полу сброшенный "перед началом матча" халатик. — А ведь надо еще успеть покормить тебя, мой львёныш!