Перспектива предстоящей вечерней встречи с Кудрявцевым не на шутку взволновала Степана Казимировича. Неожиданно пересекшись восемь лет назад, они с Володей обстоятельно, хотя поначалу и притирочно непросто, проговорили почти всю ночь и расстались если не друзьями, то, как минимум, более не врагами.
Все точки над "i" были тогда расставлены, все вопросы и взаимные претензии сняты. Оно и понятно: время и война зарубцевали былые обиды и раны.
С той поры они с Володей не встречались. Не то чтобы избегали общения, скорее — просто не сложилось. И вот теперь…
Но не та, не зимняя ночная встреча 1954 года припомнилась сейчас Гилю. В памяти его отчетливо, до мельчайших подробностей, всплыли ленинградские события поздней весны 1941-го. Всплыли совсем некстати, поскольку, вспоминая те роковые дни, Степан Казимирович ощущал, как его снова и снова захлестывало мучительное чувство скорби и сожаления, заставляющее до боли сжиматься его и без того натруженное, бесконечно-усталое сердце. Которое, при всем при том, на поверку оказалось много крепче некоторых других — юных, любимых и любящих.
Ленинград, май 1941 года
— …Что значит Гиль внизу? Где внизу?!
Петр Семенович удивленно уставился на Синюгина, с утра заступившего ответственным дежурным по управлению от руководства.
— Внизу в бюро пропусков! — возбужденно затараторил Ван Ваныч. — Да, когда мне дежурный позвонил, я сам обалдел! Дежурный ему: запишитесь на прием. А он ни в какую. Дескать, желаю прямо сейчас говорить с вашим начальством. Я, мол, заслуженный большевик, самого Ленина возил, всего на сутки из кремлевского гаража отпустили, туда-сюда, бараньи яйца…
Томашевский задумался, нервно постучал пальцами по столешнице.
— Интересно, с чем это он к нам пожаловал? И лубянские, скоты такие, могли бы хоть звоночек сделать. Предупредить. О визите гостя дорогого.
— А может, он того? С повинной решил? — осторожно предположил Синюгин.
— Что ты городишь? С какой повинной? — поморщился Томашевский. Впрочем, тут же попытался просчитать в уме даже и такой, совершенно невероятный, вариант развития событий. — Хм… А почему в таком разе к нам, а не?..
— Может, почуял чего? Вот и решил… действовать на опережение?
— Ты, Синюгин, конечно, сотрудник исполнительный, но… кхм…
— Петр Семенович! Я… если где-то, по вашему мнению, недорабатываю… Вы мне со всей пролетарской прямотой…
— Сказал бы я тебе, с пролетарской!.. — раздраженно процедил Томашевский. — Про то, как ты инженера Алексеева "доработал".
Синюгин виновато опустил глаза:
— Я ж не знал, что этот инженеришка изнутри таким хлипким окажется. С виду-то мужиком крепким казался, даром что без руки…
— Угу. Я его, понимаешь, колю, а он мягкий… Ладно, веди этого старого большевика ко мне. Затем срочно снаряди группу наружки: пусть они Гиля по выходе принимают и поводят по городу. Адреса, связи — все как полагается. Только аккуратно! Этот товарищ с головой, в отличие от… кхм… дружит.
— Слушаюсь!
Синюгин пулей вылетел из начальственного кабинета, а Томашевский потянулся за папиросой, пытаясь сосредоточиться и настроиться на предстоящую беседу.
Которая, во всех смыслах, обещала быть непростой…
Ведомый Синюгиным по лабиринтам коридоров и лестничных пролетов Большого дома, Степан Казимирович направлялся на свидание с представителем руководства ленинградского НКВД, полный решимости "добиться правды" в отношении мужа крестницы. Готовясь к приему, он до мельчайших деталей продумал, как и о чем будет говорить. Причем, не питая иллюзий в отношении работников сего мрачного ведомства, накануне, в Москве, в последний момент смог заручиться устной поддержкой своего нынешнего "царственного пассажира" — Микояна. Небезосновательно рассчитывая, что магия имени наркома внешней торговли СССР станет весомым приложением к его, Гиля, частной просьбе. Опять же, учитывая, что и сам Степан Казимирович тоже не пальцем деланный, какие-никакие заслуги и регалии имеются.
Проходя мимо одного из многочисленных кабинетов, дверь в который оказалась распахнута, Гиль вздрогнул, среагировав на вспышку мужского хохота, и невольно поворотил голову на источник происхождения нетипичного для этих стен звука.
Проходом он успел разглядеть в кабинетике двух гогочущих мужчин в штатском — один, можно сказать, в летах, другой много моложе. А также мазнул взглядом по молчащему третьему, в форме сотрудника госбезопасности. И вот в этом самом третьем Гиль опознал… Кудрявцева.