Плотно затворенная входная дверь надежно погасила фоновый гул пьяного разгуляева, а на смену табачному угару явился горьковато-сладкий аромат печного дымка. Среагировавший на движение Матрос, высунувшись из будки, бросил недовольный взгляд на потревожившего его сон человека. Хотел было сбрехать для порядку, но передумал, заленившись, и задним ходом сдал обратно.
Барон вдохнул бодрящего ветерку, поставил стакан на перильце, не без опаски присел на обнаруженный колченогий табурет и достал из кармана давешнюю газетную страницу Развернул, вгляделся в плохого качества печати портрет, размещенный под неприлично длинным заголовком «Новая встреча со старым большевиком. Политиздат выпускает дополненное издание книги С. К. Гиля „Шесть лет с Лениным“». С портрета смотрело умное, немного угрюмое, изборожденное морщинами худое лицо. Лицо человека, который в жизни повидал столько, что давно отвык чему-либо удивляться, а потому глядящего на мир снисходительно, отчасти по-барски.
В очередной раз пробежав невеликую заметку глазами, Барон отложил смятый листок, допил теплую водку, достал папиросу и задымил в ночь. В части белизны которой Люба малость погорячилась: на провисшем, резко почерневшем небе сейчас отчетливо угадывались очертания медвежьего ковша. Притом что звезды об эту пору и в этих широтах обычно проходили по разряду дефицитного товара…
Ленинград, апрель 1941 года
Последняя мирная весна запаздывала: минус четыре градуса в день рождения Ленина — это, извините, ни в какие ворота. Впрочем, пацанов с улицы Рубинштейна природными катаклизмами не напугаешь. Опять же, игра в войнушку — она не для слабаков.
Аккурат в тот момент, когда Юрка и Санька забрасывали комками грязно-снежных гранат временно переоборудованную во вражеский штаб горку, во двор с шиком вкатил лакированный ЗИС-101 с тремя завораживающими хромированными дудочками справа от капота.
— Юрка, зырь! Вроде в ваш подъезд?
— Ага, — напрягшись, подтвердил взлохмаченный, без шапки и в расстегнутом на все пуговицы пальто двенадцатилетний паренек.
Несколькими секундами спустя он во всю прыть несся навстречу выбравшемуся из машины худощавому седовласому мужчине в полувоенном френче и в заправленных в высокие сапоги галифе.
— Деда Степа-аа-ан!
— Узна-ал, узнал старика… — демонстрируя прокуренные желтые зубы, расплылся в улыбке Гиль и, крепко стиснув паренька за плечи, окинул его внимательным изучающим взглядом. — А вырос-то как! Еще не мужик, конечно, но уже мужичок, факт. Знакомься, это дядя Володя.
Только теперь Юрий увидел, что крестный матери прикатил не один. Со стороны задней двери вылез человек в длинном черном кожаном пальто-реглане. Был он много младше Гиля, да и явно помоложе Юркиного отца, но кому это сейчас было интересно? Вот настоящее летчицкое пальто со стягивающимися на запястьях рукавами и специальными застежками, с помощью которых полы можно обернуть вокруг ног и застегнуть как штанины, — это да! Вещь!
— Привет! — весело произнес обладатель «вещи», протягивая крепкую ладонь.
— Здрасьте.
— Как там? Ждут? — Степан Казимирович поднял глаза на балкончик Алексеевых.
— А то! Бабушка в шесть утра встала, пироги готовить.
— Пироги? Неужто с капустой?
— И с капустой, и с вареньем.
— Да, Володя, нам сегодня вдвойне подфартило. Потому как пироги по-кашубски — это, я тебе скажу, наслаждение: еще не райское, но уже и не райкомовское, факт. Юрий, ты как — с нами или еще погуляешь?
— Лучше еще. А то придешь, а там заставят с девчонками сидеть. С Олькой и Лелькой.
— Так там и семейство Самариных заявилось?
— Ага. Бабушка говорит: у дяди Жени — как на чужую гулянку, так «приходим загодя», а как на свою — так «приходите завтра».
Гиль расхохотался — весело, заливисто.
— Вот прямо так и говорит? Да, Ядвига Станиславовна умеет припечатать. Ладно, тогда гуляй. Ах да, совсем забыт. Володя, где там у нас?..
Спутник Гиля забрал с заднего сиденья роскошного авто пузатый портфель и несколько разновеликих, перетянутых шпагатом свертков. Один из них он протянул Степану Казимировичу а тот торжественно переадресовал пареньку:
— На вот, подарочек тебе.
Не желая заморачиваться с узлами, Юрка нетерпеливо разорвал бумагу, сунул руку и…
УХ ТЫ! Да и шут-то с ним, с кожаным пальто. Ведь внутри свертка оказался…
Нет, не может быть?!
— Он… он что… настоящий? — дрожащим голосом уточнил Юрка, вытаскивая в нескольких местах потертый, обалденно пахнущий кожей танкистский шлем.