Но с большинством девчат, как я убеждалась, все не так просто. Покидают село поначалу почти все. Многие возвращаются. Кто-то, потерпев первое крушение в личной жизни. Кто-то, убедившись в том, что специальность, выбранная умозрительно, не подошла, не нравится. Надо ли говорить, что встряска при этом получается сильная, наживаются «синяки и шишки», душевные травмы.
Выходит, не столь уж безобиден инфантилизм, недобор «личностного начала» в юные годы. Что может послужить формированию самоуважения, личного достоинства, понятия предназначения и верности себе? Только общение с умной книгой, искусством, высоким, заставляющим думать. Или же влияние крупной личности. Не каждый педагог-воспитатель способен ускорить процесс духовного созревания подростка. Родителям подчас не хватает времени, подчас гуманитарной культуры, знаний; некоторым педагогам — умения использовать все имеющиеся возможности для «строительства» мировоззрения у воспитанников.
Около двух десятилетий назад в Бессоновке работал (к сожалению, очень недолго) известный наш педагог Михаил Петрович Щетинин. Что-то не заладилось тогда у него в отношениях с некоторыми членами колхозного правления, поспешил, уехал. Сегодня многие, вспоминая об этом, судят так: бессоновским ребятам и так повезло, рядом с ними живет и работает такой замечательный человек, как Горин. Две огромные фигуры, две личности такого масштаба — вроде и роскошь.
Согласна, школьникам есть у кого учиться любви к Родине и своему народу, самоотверженному труду на благо односельчан. Но воспитание — это ведь и те тонкости, та глубина отношений к жизни, которые возникают в повседневном общении воспитателя и воспитанника. Каждому растущему человеку нужен не только идеал, но и учитель жизни, тот, что рядом.
Читатель может спросить меня: как же быть с тем наглядным неопровержимым фактом, что именно в селе формируются люди своеобычные, нестандартные, даже если нет в школе таких педагогов «высокого полета», как Щетинин? Обычное, диалектическое противоречие жизни: потому и появляются, что каждый растет в постоянном силовом воздействии коллектива, односельчан. Иногда — вопреки растет, иногда — аккумулируя «токи».
Как только человек попадает из несколько все же тепличных школьных условий в условия рабочие, его становление идет необыкновенно быстро. И доказательством тому вот что. Я не слышала в Бессоновке ни об одной трагедии неприкаянности. Зато знаю немало городских ребят, которые, не достигнув первой своей цели, теряют веру в себя, «ломаются», долго и трудно социализируются, подчас до тридцати лет «ищут себя», меняя не раз и коллективы, и профессии.
В Бессоновке этот процесс происходит и жестче и проще. Не задалась жизнь и работа где-то, молодые юноши и девушки возвращаются домой и нормально работают у себя на родине. Все приходит в равновесие: самооценки, притязания и возможности. Ошибок не происходит уже потому, что здесь больше доверяют своему «зеркалу» — окружающим. Здесь с первых шагов жизни все знают друг друга. Смешно на глазах у «дяди Феди», «тети Маши» и прочей изумленной публики изображать, скажем, непризнанного гения от музыки или поэзии. Иди на сцену, пой, читай стихи, во Дворце культуры односельчане послушают тебя. И не жалуйся, что «не додали». Так к 20—22 годам происходит самоопределение. Остается одно — работать в силу своего умения, возможностей, что молодые и делают. Высшей ценностью становится сам труд и признание односельчан.
И вот что в этой ситуации хорошо. Обмануть здесь никого невозможно. Зато обратить на себя внимание сравнительно легко. Только трудись самоотверженно и честно — здесь все виднее. Старание — тоже. Несколько лет проработал в Харькове Сережа Бабич. Неплохо, наверное, трудился, но кто его знал в большом городе? А вернулся в Бессоновку, стал механизатором и уже в первый год получил благодарность за труд, бесплатную путевку на отдых заслужил.
Итак, где они, беспредметные мечтания вчерашних выпускников? Их нет, никто о них не жалеет. Так, может, и не стоит говорить?
Стоит. Хотя бы потому, чтобы показать: в этот период, на этом срезе — перед выходом в большую, рабочую жизнь — видна некоторая задержка в развитии личности, и она не безобидна.