— А я малого брательника своего учил в часовых играть, — сказал Коля, держа рака за красные усы.
— Как это?
— Он вяжется за мной постоянно, вот я его в караул и поставил, сарай охранять. Говорю ему, смотри, мол, пост никак покидать нельзя. Расстреляют, и всё тут, дело-то ответственное. А если до ветру там или попить, то кричи секретный пароль — «керогаз». Я тогда подойду и сменю тебя.
— И как, получилось?
— Получилось. Я про него уже и думать забыл. Мать в хату зашла и спрашивает: чего это у тебя малой дурниной орёт и никого к себе не подпускает? Я к нему, а он горланит: керогаз, керогаз по-большому.
Василь даже поперхнулся от смеха, представив эту картину.
— Ладно. Раки хороши, — сказал Санька, поднимаясь и отряхивая колени, — время к вечеру, завтра дел много, нам с Василём разнарядка на кузню с утра.
Утром Санька и Василь вошли в кузню, там Пашка, крепкий, коренастый парень семнадцати годов, работал средним молотом по раскалённому зубцу от бороны, оттягивая заострённый конец.
— Здорово, братан, — поприветствовал его Василь, — а дед Наум где? Ты один здесь?
Тот продолжал работу, не обращая внимания на вошедших, затем кинул готовый зуб в носилки к остальным таким же.
— Дед Наум на родину ушёл, — ответил он, подойдя к печи, взял из неё клещами очередную раскалённую заготовку и стал рассматривать.
Санька в лёгком недоумении приблизился к Василю.
— На какую родину? Он же цыган у вас, — спросил он шёпотом.
Василь не успел ответить.
— В степь. Отдыхает он так, — Пашка воткнул заготовку обратно в угли и обернулся к пришедшим, вытирая руки о тряпочку, — он, когда устаёт от всех, берёт курицу и жарит её за селом на костре. Потом возвращается спокойный и дружелюбный. Бабушка шутит: на родину съездил.
Санька засмеялся.
— Чего ржёшь? Пойдёмте во двор, фронт работы обрисую.
Парни вышли вслед за Пашкой, который подвел их к огромной куче металлолома.
— Вот это всё разобрать надо и ко мне. Выпрямлять, оттягивать, готовить, в общем, к работе.
Рядом, сначала тихонько, а затем всё громче по мере приближения, послышался скрип велосипеда. Дед Мирон, сельский почтальон, удручённо уставившись на дорогу и что-то бурча себе под нос, подъезжал к кузне. Левую ногу он потерял в боях Первой мировой, её заменял торчащий из штанины железный протез. К левой же педали велосипеда был привязан свинцовый груз. При помощи этого нехитрого приспособления дед Мирон довольно резво колесил даже по тропинкам.
— Бросайте работу, хлопцы, идите сюда.
Почтальон, подъехал к забору и спешился, подпрыгивая на одной ноге. Затем поставил велосипед и уселся на лавочку, отставляя в сторону «железную ногу».
— Война началась, — сказал он, оглядывая окрестности, прищурившись от солнца, — вот так.
Слова эти прозвучали из его уст как-то обыденно. Будто ничего не случилось. Вроде как дождь обещали.
— С кем? Когда?
Старик достал кисет с табаком и стал сворачивать из газеты «козью ножку».
— Вчера немец Киев бомбил.
Пашка в недоумении покачал головой, не веря своим ушам.
— Погоди, погоди. Как это?
— Так это, — отрезал дед Мирон, — вероломно, без объявления, и всё такое.
Он прикурил самокрутку, выпуская в разные стороны клубы синего махорочного дыма.
— И что теперь? — спросил ошарашенный Санька.
Старик встал с лавочки, опираясь о забор:
— Пойдемте к правлению. Сейчас всё объяснят.
2
На крыльце сельсовета стояли председатель и парторг, перед ними тихо гомонящей толпой собрались обеспокоенные местные жители. Люди ждали, ждали, что председатель сейчас всё объяснит, всех успокоит: «Ошибочка вышла, нет никакого нападения, это пограничники, с недосыпу, танки с зайцами перепутали». Но нет, все по-настоящему. Война началась и будет собирать дань. Отцы, сыны, братья уйдут и, возможно, навсегда.
— Земляки, — начал председатель свою речь, — нашу многострадальную родину втянули в войну, но я верю, что мы справимся и вломим врагу, как всегда это происходило. Много говорить не считаю нужным. Основная часть наших жителей знает, что такое боевые действия. Поэтому всем мужикам призывного возраста надлежит явиться завтра утром сюда с вещами. Поедем в район для распределения. Также женщинам и подросткам с двенадцати лет тоже надо прийти, — председатель сделал небольшую паузу и вытер платочком пот со лба, — полевые работы никто не отменял. Будем учиться в эту уборку без мужиков обходиться. Очень надеюсь, что только эту уборку, точнее, дай Бог, чтобы только эту. Всё. По рабочим местам.