Есенин работал в типографии Сытина как раз в то время, когда после Ленских событий 1912 года над страной занималась новая революционная заря. На фабриках и заводах все чаще вспыхивали забастовки, рабочие готовились к новым схваткам с царизмом. В стачечном и забастовочном движении в эти годы активно участвовали сытинцы, имевшие славный боевой опыт борьбы с самодержавием.
В революционные дни 1905 года выступление рабочих типографии Сытина послужило сигналом к забастовке всех московских печатников. Во время декабрьского вооруженного восстания дружинники-сытинцы с оружием в руках сражались на баррикадах, возведенных на Пятницкой улице. Первый и третий номера газеты «Известия Московского Совета рабочих депутатов» (единственной, которая выходила в дни восстания) были напечатаны рабочими-сытинцами. Стремясь сломить революционный дух сытинцев, царские войска, по приказу адмирала-карателя Дубасова, подожгли типографию. «Поздно ночью три пожарные части привезли на фабрику несколько бочек керосина и, под охраной целого полка солдат, облили легко загоравшиеся материалы, которые были в производстве (книги, картины, бумага). А затем с факелами в руках пожарные ходили с места на место и поджигали. Когда же служащие и рабочие фабрики кидались тушить огонь, то их отгоняли прикладами…» [179] Все, что довелось узнать, услышать Есенину в типографии о событиях 1905 года, взволновало его, заставило задуматься, иной предстала перед молодым поэтом окружающая его действительность. «Вот и гаснет румяное лето со своими огненными зорями, а я не видел его за стеной типографии, — с грустью пишет Есенин в октябре 1913 года Панфилову. — Куда ни взгляни, взор всюду встречает мертвую почву холодных камней, и только видим серые здания да пеструю мостовую, которая вся обрызгана кровью жертв 1905 года»[180]. «Да, Гриша, — все-таки они отодвинули свободу лет на 20 назад»[181], — добавляет он в другом письме, имея в виду жестокую расправу царизма с героями революции пятого года. Среди сытинцев были такие, которые знали, что надо делать для изменения существующих условий, каким путем бороться с пошлостью безвременья. Еще недавно Есенин чувствовал себя одиноким, и эму, по собственному признанию, было не с кем разделить наплывшие чувства души. Теперь картина меняется. «Здесь хоть поговорить с кем можно и послушать есть чего»[182], — пишет он другу, призывая его вырваться на волю. Есенин посещает нелегальные рабочие собрания и массовки; выполняет отдельные поручения: распространяет среди рабочих журналы, листовки. «Сережа был очень ценен в своей работе на этой фабрике (т. е. типографии. — Ю. П.)… как умелый и ловкий парень, способствовавший распространению нелегальной литературы»[183], — вспоминает один из современников поэта. С рабочими, настроенными демократически, Есенин сближается вскоре после того, как поступает в типографию. В конце апреля 1913 года он сообщает в письме Панфилову: «Недавно я устраивал агитацию среди рабочих письмами. Я распространял среди них ежемесячный журнал „Огни“ с демократическим направлением. Очень хорошая вещь. …Ты должен обязательно подписаться» [184].
Журнал «Огни» в ноябре 1912 года стала выпускать группа демократических писателей во главе с Н. Ляшко. Сотрудничали в нем С. Дрожжин, И. Белоусов, А. Ширяевец, С. Сбрадович и другие. «…Дать широкому слою читателей доступный по форме и разнообразию материал для всестороннего духовного развития»[185] — такую цель ставил журнал «Огни». В вопросе о роли писателя в жизни общества журнал занимал позицию, близкую горьковской[186]. Проявляя интерес к журналу «Огни», помогая его распространению, Есенин надеялся в дальнейшем помещать там свои стихи, однако весной 1913 года журнал был закрыт. «В 1912 году, — рассказывает С. Обрадович, — я стал сотрудником журнала „Огни“. Журнал на шестом номере был закрыт. Фактический редактор журнала Н. Н. Ляшко отправился на два года в „сидку“»[187].
О сближении Есенина в этот период с революционной молодежью рассказывает А. Р. Изряднова. В своих воспоминаниях она пишет, что Есенин «состоял в революционном кружке. Помню, приходил домой с целой охапкой прокламаций, возбужденный, взволнованный, — надо прокламации разослать по адресам»[188]. В письмах к Панфилову Есенин рассказывает (насколько это позволяли цензурные условия) о трудностях, которые выпадали на долю тех, кто вступал на путь борьбы за свободу, об участии рабочих типографии в забастовках и демонстрациях, об арестах и обысках и о том, в какой мере все это касается его лично. «…Твоя неосторожность, — сообщает он другу, — чуть было [не] упрятала меня в казенную палату. Ведь я же писал тебе: перемени конверты и почерка. За мной следят, и еще совсем недавно был обыск у меня на квартире. Объяснять в письме все не стану, ибо от сих пашей и их всевидящего ока не скроешь и булавочной головки. Приходится молчать. Письма мои кто-то читает, но с большой аккуратностью, не разрывая конверта. Еще раз прошу тебя, резких тонов при письме избегай, а то это кончится все печально и для меня, и для тебя.
183
Г. Деев-Хомяковский. Правда о Есенине. Журнал «На литературном посту», 1926, N 4, стр. 33.
186
Так, в статье «О тенденции в литературе», опубликованной в журнале «Огни» в 1913 году (№ 2, стр. 21), подчеркивалось: «Нам прежде всего важно общественное значение литературы».
187
«Современные рабоче-крестьянские поэты». Сборник. Изд-во «Основа», Иваново-Вознесенск, 1925, стр. 76.